И снег будет падать на крышу. Анна Силкина

И очень её боится.

      ***

      В среду, тридцатого числа, я приехала в библиотеку и сразу заметила, что с Ларисой что-то происходит. Она совсем не могла работать, всё валилось у неё из рук. Правда, следить за моей работой у неё тоже не было сил, и я могла бы все свои законные четыре часа потихоньку пить чай и листать журналы, но…

      Но я сама была слишком взволнована предстоящим ремонтом стула. И тем, что могло случиться во время него.

      За первые три часа мы не списали ни одной книги. В полдень к нам заглянула Клавдия Петровна – и рассердилась:

      – Что лоботрясничаем, девушки?

      Я молча положила перед собой залитую то ли сладким кофе, то ли какао книгу Маршака и начала заполнять акт списания. А Лариса посмотрела на Клавдию Петровну долгим-долгим взглядом – и вдруг уронила голову на сложенные руки и завыла горестным сельским воем, какого я с целинных времён не слышала…

      – Лара! – Клавдия Петровна всплеснула руками и бросилась к ней.

      – Клавдия Петро-о-о-овна-а-а-а!!!

      – Лара, не при ребёнке!

      – Вы знаете, какой сегодня день?! Знаете?!

      – Лара, не при ребёнке, я говорю! Марта, ступай в читальный зал, помоги там Нине Константиновне.

      В читальном зале было почти безлюдно, только один маленький серьёзный мальчик, лет шести, читал детскую энциклопедию. Старенькая Нина Константиновна взглянула на меня из-под очков:

      – Ты чего тут?

      – Клавдия Петровна направила.

      – У Ларисы работы нет?

      – Ларисе плохо. Она там плачет и говорит, что сегодня день какой-то особенный.

      – А! – Нина Константиновна совсем не удивилась. – Так слухи ходили, что сегодня чего-то там в защиту политических заключённых затевается! А у Ларисы отец в лагере погиб. Ещё при Сталине. Его реабилитировали потом, но этим разве сильно утешишь? Лариса всю жизнь на этот счёт как контуженая…