И снег будет падать на крышу. Анна Силкина

смотри! И дворнику скажу, и участковому!

      – Люд, ты чего? – Громко спросила я с балкона. Люда и мальчик разом повернулись в мою сторону.

      – А он чего?! Залез и в чужое окно глазеет!

      – Я просто залез! – Крикнул мальчик ломающимся хрипловатым голосом. – Просто! Залез! Дерево понравилось!

      – Просто у себя в Марьиной Роще будешь лазить! Спустился, живо, а то милицию позову!

      Мальчик нехотя слез с дерева, Люда тут же ухватила его за рукав. К ним размеренной походкой подошёл Павел Николаевич.

      – Люда, ну оставьте парня в покое! Залез и залез. У нас тут не царские времена и не охраняемая территория. Я в его возрасте тоже лазил. Моя первая любовь жила, между прочим, в третьем этаже!

      – Он к Иванцовым заглядывал. Кто ему там первая любовь – Евдокия Максимовна?!

      – О-о-о! – Тишков застонал от смеха. – Евдокии Максимовне приятно будет узнать, что она ещё способна воспламенять юные сердца!

      Я вгляделась в покрасневшее лицо мальчика и поняла, что он старше, чем мне сперва показалось, просто невысок и тощ. Он исподлобья смотрел то на Люду, то на Тишкова, а потом вдруг посмотрел на меня.

      Глаза у него были голубые и мрачные, картинные такие беспризорничьи глаза. Передо мной пронеслись Янкель, Саня Григорьев и Мишка Коровин.

      Я крикнула:

      – Ну правда, Люда, отпусти!

      Люда разжала руку. Парень благодарно посмотрел на меня и так рванул со двора, что пыль поднялась.

      ***

      – И ты в него влюбилась?

      Я поперхнулась.

      – С чего вдруг?

      – Ну, во всех книгах и фильмах герои после такого влюбляются, – Настя отложила мелок, осмотрела контур выкройки и вынула из ящика ножницы.

      Её родители достали очень хорошую шерстяную клетчатую ткань, бабушка отдала им деньги за половину, и Настя, как уже бывало, взялась шить на нас обеих. Себе – юбку, а мне – жилет.

      Я не без торжества наблюдала за движениями ловких Настиных рук: давно ли девчонки в классе смеялись, что мы с ней в тринадцать лет ещё шьём на кукол, – а в пятнадцать мы уже ходили в вещичках Настиной работы, а теперь Настя в текстильном институте, и кто знает, может, из неё вторая Ламанова выйдет!

      – Я в таких не влюбляюсь, – протянула я самым брезгливым тоном, каким умела.

      – Значит, он в тебя влюбится. Вот увидишь.

      – Барышня и хулиган. Так банально, что даже представлять западло.

      – Вот это барышня! – Рассмеялась Настя.

      – Ну он же не знает, что я не с рождения барышня. А западло оно и есть западло. Я этому слову до сих пор не нашла нормального цензурного эквивалента. Равного по силе и выразительности.

      Настя на миг покраснела и тут же нашла повод сменить тему:

      – А борщ-то вы с Людой приготовили?

      – Ещё и салат нарезали. Витаминный.

      – И как?

      – Интересно, только свёкла очень пачкается.

      В Настиной семье домработницы не было уже лет семь, но готовила у них традиционно