И снег будет падать на крышу. Анна Силкина

самую спокойную специальность на свете. Чтобы никто, глядя на меня, даже краем мысли не догадался, откуда я. И чтобы никому даже в голову не пришло меня туда вернуть.

      – А может, ты теперь в библиотеку пойдёшь? Кто не поступил, часто идут в библиотеки.

      – Не знаю…

      Мы свернули за угол и пошли по улице Горького.

      – А мама тебе прямо так и сказала – или в пед, или никуда?..

      – Я не пойду в пед. И не вернусь к родителям. Это не обсуждается.

      Наверное, лицо моё сильно потемнело при этих словах, потому что Настя вдруг напряжённо в него вгляделась, забежала вперёд и замерла, заставляя меня тоже остановиться и посмотреть ей в глаза.

      – Ты не думай. Когда тебя увезли, Димка сказал, что Гавриловна – старая свинья.

      – Гавриловне сказал? – Я вздрогнула.

      – Ну… Нет. Классу.

      – И что класс?

      Настя потупилась.

      – Лёнька сказал, что Гавриловне лучше знать, а ты просто эгоистка и неженка. И вообще притворяешься, лишь бы из Москвы не уезжать.

      – Притворяюсь?

      – Ну… Когда нам через два дня сообщили, что у тебя настоящий сердечный приступ, Лёнька обалдел, конечно. Жорик сказал, что когда ты поправишься, он заставит и Гавриловну, и Лёньку перед тобой извиниться. Но Лёнька сказал, что он перед такими не извиняется. И что они-то с Наташкой получат общественно полезные профессии и поедут туда, где трудно. А Димка сказал: «Ну и катитесь, идеалисты!»

      – И?.. – Я похолодела.

      – Ну, Лёнька его немножко треснул. Но совсем немножко. Какие у Димки мускулы и какие у Лёньки!

      – А остальные что?

      – Ну… По-разному. Но знаешь что ещё? Я потом слышала, правда-правда… Трудовик говорил географичке: «Это же надо, последний классный час перед последним звонком, и так опоганить!»

      – Кто опоганил, я?!

      – Да не ты! Гавриловна!

      – Откуда ты знаешь… Может, он обо мне.

      – Нет, он точно про Гавриловну. Потому что географичка сказала: «А что вы ей сделаете – она отличник просвещения!» А трудовик ответил: «За такое хорошо бы и значка лишать». А географичка сказала: «Да кто ж её лишит…»

      – И они, конечно, тоже ничего не сказали Гавриловне в лицо.

      – Я не знаю. Может, потом и сказали в учительской. Марта! Марта, да ты чего?!

      Я смахнула слёзы. Настя схватила меня за плечи.

      – Ты чего?! Тебе же вообще нервничать нельзя! Ей всё вернётся, вот увидишь. Вот расшибёт её какой-нибудь инсульт, а ты придёшь к ней в больницу и спросишь: «Дарья Гавриловна, а у вас были для него уважительные причины?»

      Меня разобрал нервный смех.

      – Тогда меня точно вся школа возненавидит. Скажут: «Надо быть великодушнее к пожилому человеку! Она вам всю жизнь отдала, а ты…»

      – Марта… – Настя посмотрела на меня сочувственно, как на глупого ребёнка. – Школа кончилась.

      ***

      Я проснулась и поняла, что сегодня четверг, а мне никуда не надо.

      Дома, кроме меня, была