Тени кафе «Домино». Эдуард Хруцкий

гранки.

      Писатель Арнаутов

      Арнаутов вошел в квартиру.

      Снял пальто и шляпу в прихожей. Вдоль стен высилась поленница дров.

      В коридор вышла жена, известная актриса Елагина, высокая, красивая женщина.

      – Где ты был, Павел? Я не спала всю ночь.

      – В ЧК.

      – Где?

      – В ЧеКа, разве непонятно?

      – За что?

      Арнаутов вошел в кабинет, Огромную комнату, заставленную книжными шкафами.

      На полу лежали связки книг.

      Арнаутов наклонился, присмотрелся.

      – Я же их продал!

      – А я выкупила обратно.

      – Откуда у тебя деньги?

      – Продала кольцо.

      Арнаутов тяжело сел в кресло.

      – Книги вернулись. Странно.

      – Что ты делал в ЧК?

      – Сидел. Потом меня допрашивала амазонка революции.

      – Что ты сделал?

      – Написал прошение, чтобы меня выпустили в Ригу, там печатают мое собрание сочинений.

      – Ты решил ехать один?

      – Нет. В прошении я указал, что уезжаю всей семьей.

      – А меня ты спросил?

      – Не понимаю.

      – Я вчера получила письмо от Маши Мирской, как раз из Риги, она пишет, как там маются русские артисты. Я не брошу театр.

      – Балаган! – закричал Арнаутов, – Вы играете в стылом зале, при керосиновых лампах, в старых перелицованных костюмах. Это театр?

      – Да. Мы играем. Конечно, трудно, но мы играем.

      – Для кого?

      – Для зрителя. И весьма благодарного. Правда, корзин с цветами не дарят, но подарили дрова, которыми ты будешь отогреваться.

      В кабинет вошел сын, красивый молодой человек в хромовых сапогах, галифе и черной кожаной куртке, на рукавах которой были лазоревые нашивки с буквами «ВЛШ» и значками авиатора.

      – Отец, подслушивать подло, но это получилось случайно. Прости. Я тоже никуда не еду. Через месяц я оканчиваю школу и буду авиатором. Получу хороший паек, большое жалование, ты сможешь писать…

      – О чем? – Арнаутов вскочил.

      – Я не знаю, – растерялся сын.

      – Не знаешь. Я ненавижу эту страну. Ненавижу.

      – Раньше ты говорил и писал совсем другое.

      – То было раньше. Значит, вы меня бросаете.

      – Нет, – ответила жена, – мы просто никуда не поедем.

      – Ненавижу вас. Рабы… холопы.

      Арнаутов вышел, хлопнув дверью.

      Кафе «Домино»

      В зале кафе «Домино» окна были завешены тяжелыми портьерами из некогда темно-вишневого рытого бархата.

      Два десятка столов теснились в зале, который венчала импровизированная эстрада.

      Дымно было в кафе и шумно.

      Непростое это было место. Ах не простое. Именовалось оно кафе поэтов, но колючий ветер революции, потом гражданской войны, заносил сюда всех, кому надо было сесть на душевный ремонт. Как бабочки на свет прилетали сюда дамы, подзабывшие, что такое мораль, которую и вдалбливали в гимназиях.

      Уголовники то же облюбовали это кафе, но вели себя степенно, дружески относились к поэтам, писателям и актерам.

      Ну