Четыре тетради (сборник). Константин Крикунов

моя левая рука усохла к вящей славе правой. Я не хотел бы обнаружить среди множества своих талантов ещё один – подлость.

      Через 20 лет Америка станет чёрной.

      Ты полагаешь, негры там всех баб перетрут?

      Ты весь седой, в прошлом году не так.

      Где вы живёте постоянно? Я везде живу временно. Я живу на земле незаконно…

      Я люблю холодный воздух. Смерть – копейка. Мне осталось ноль целых и уй десятых. Я уже ничего не жду от этого времени и от этого города, кроме уродцев, которые вырастают на улицах, – бронзовые и живые: ни одного человеческого лица.

      Старики, прыгающие с раскалённой крыши юношеских надежд на сковородку старческого безумия… «Будущее каждого из нас – больница, нож любопытного хирурга, искромсанный любопытными студентами труп». «Тогда Махабраху направился к покойнику и спросил его:

      – Почему ты умер?

      – Всё происходит по твоей воле, – ответил покойный мальчик. Подробно ответил. Люди изумились, вынесли его во двор, стали петь и танцевать».

      Прихожу домой, а они, как тараканы, изо всех углов смотрят.

      Нарожал детей – вот теперь корми.

      Боже! боже! как была страна охранников, так и осталась! б! б! все – вертухаи!

      О выяснении какой-то правды.

      Кто понимает, что попался, тот уже не попался.

      Бывают солдатские ремни, бывают дыры на… Но не бывает таких лиц.

      Ощущение беды. Большой, ворочающейся.

      Когда от человека пахнет кошками, это совсем уже никуда не годится.

      Гоголь говорил Толстому: мысли о смерти – та кобыла, которую я выезжаю ежедневно.

      За последние десять лет я не купил себе ни полотенца, ни простыни.

      Была синичка. Кот за ней охотился. А за котом охотилась собака. Большие огромные деревья росли. Их сейчас срезали. И там охотилась ворона.

      За углом была закусочная. Надо же! И бочонок ещё висит! Надо постараться прожить как можно дольше и по возможности не сойти с ума.

      Не спрашивай – и тебе не будут лгать.

      Везувий: раз, идёт, камни, газ, и… Мамы видят, как мамы с другими мужчинами, девочки видят, как девочки с другими девочками.

      Это чудо, как из женщины вытаскивают этого маленького человечка.

      Надоело. Надоели дома, облака, закаты, буквы, квартплаты, долги, ботинки, люди, собственная морда, утра, душ, метро, сумка. Не книги. Хочется лечь и умереть.

      Время это такая большая мясорубка, которая перемалывает таланты, стариков, дирижабли, держателей… добра и зла – в смерть, нищету, молодых до 27 лет – в разврат как единственный способ выжить, – в ложь про красивую жизнь – жизнь не может быть красивой в нищей стране, – но в каждом из поколений остаются твёрдые камешки.

      Жизнь может быть красивой везде. Только смерть всегда безобразна.

      Твёрдость, твёрдость, твёрдость, будь камешком, будь серной, выворачивайся, как серна из рук их – без воск. знака – из времени их и из времени – выворачивайся.

      – Здесь я работал дворником, и ко мне в окно приходили гости.

Желание

      Кошка