В тихом омуте. Книга 1. Трилогия. Александр Леонидович Миронов

может его или зарезать, или пристрелить. У Николая Ивановича есть охотничье ружьё. Этот ужас будет пострашней того, что она сегодня пережила.

      А скандалы, пересуды чего стоят… От взглядов одной только свекрови можно повеситься. Кто поймёт: кто прав, кто виноват? Но виновата всегда женщина. Её Бог наградил слабостями, ей перед ним и людьми страдать. Или скрывать…

      Перед Богом только и молиться, замаливать тот грех. Может и простит, если он есть. А нет, так лучше жить с этой отметиной до скончания дней своих и помалкивать. Не заведено в нашем общественном сознании разбираться в этих вопросах, а вот судить и рядить – такое событие становиться притчей во языцех.

      «Ладно, не ножом же тебя распороли… заштопается», – успокоила она себя с сарказмом.

      Чтобы сбить жар чувственности, греховных желаний и тяжёлые думы, Маша старалась загрузить себя делами. Приготовила еду, накормила Светланку, сама поела. Поставила в кастрюле мясо вариться. Для будущих щей или супа, – решит по ходу дела. И занялась уборкой в квартире.

      Дом состоял из двух этажей, деревянный, построенный тридцать лет назад, а может быть и старше, и на вид запущенный, к которому давно не притрагивалась рука маляра. Зелёная краска на вагонке, которой обит дом, почти отшелушилась, побурела и побледнела. Из-под низа от фундамента на него начала наползать плесень. А на крыше шифер посерел, почернел, и кое-где края обкрошились. Через некоторое время Маша узнает и ещё об одном его качестве.

      Поскольку республика Татарково быстро развивалась, застраивалась пятиэтажными кирпичными домами и уже приобретала очертания солидного промышленного городка, то всё внимание было сосредоточенно на его новом фонде. И эти три дома, стоящие с левой стороны Пионерской улицы, потеряли свою привлекательность. На их месте в перспективе планируется поставить такие же дома, как и в новом массиве или такие, как дома-колонки четырёх этажные, напротив, через улицу. С правой стороны улицы уже стояли такие дома – Набережный микрорайон. За его корпусами крутой спуск к Угре. Прекрасное, можно сказать, место отдыха – курортный вид из окон.

      А в тех домах, в частности в том, в котором они живут, полы были деревянными, «музыкальными», скрипели летом, зимой немного меняли тон с мажора на минор. И двери имели свойства, то разбухать, то ссыхаться. Фрамуги на окнах тоже хоть привязывай. Если открыл, то того гляди отделяться от оконных переплётов. Открывались они по старинке – наружу, и очень даже могло статься – что унесёт их однажды ветром, как крылья бабочки.

      Но всё равно квартира радовала, поскольку отдельная, поскольку своя. Живи она сейчас с родителями мужа, как бы она переживала эти муки в их окружении? А так одна, где со слезами, где со стонами.

      – Мамочка, тебе боля, да? – спрашивала из сочувствия дочка, подходя к ней и стараясь обхватить маму своим ручонками. Или: – Тебе что, чикотно, да? – уже смеясь.

      Маша, как в том,