Гарем. Реальная жизнь Хюррем. Колин Фалконер

некоторое время на смену раскаянию пришло другое чувство. На нее нахлынуло сожаление. Нужно бы было ей оставаться с ним подольше.

      Теперь же как знать, выдастся ей второй такой шанс или нет.

      Глава 18

      Антонио Гонзага уловил неявную перемену в настроениях дочери и встревожился. Горько ему было глядеть на ее нездоровый румянец и нервозность поведения. Подобные признаки при всей их малости не подобало являть миру юной даме, которой полагалось все свое время делить между религиозным воспитанием и плетением кружев.

      Служанка поставила перед отцом и дочерью по тарелке. Гонзага наблюдал за дочерью. Та взяла ложку.

      – Расправь плечи.

      Джулия исполнила.

      Гонзага раздраженно нахмурился. Чем раньше он сбагрит ее замуж с глаз долой, тем лучше.

      – Скоро ты будешь женой члена Consiglio di Dieci. Он будет ждать от тебя хороших манер.

      Видел он и раньше такие коровьи глаза на женском лице: у жены в их первую брачную ночь и у любовницы всякий раз, как она беременела от него очередным ублюдком, а делала она это с незавидной регулярностью.

      Мужчина пил вино, не закусывая. Да ведь точно, это из-за мыслей о предстоящем замужестве у нее щеки так пылают.

      От осознания этого он издал долгий и тяжелый вздох.

      – Что-то мне нехорошо, – сказал он дочери. – Мне нужно пойти прилечь. Извини. – И отец оставил ее заканчивать ужин в одиночестве.

      Друзья вывались из таверны, опираясь друг о друга, от них разило вином. Людовичи скрючился, упершись ладонями в колени, и блеванул на мостовую. Аббас прислонился к балюстраде каменного моста и залюбовался лунными бликами в канале.

      – Никогда еще не чувствовал себя столь живым, – сказал он. – Я люблю ее.

      Людовичи вытер рот.

      – Ты же о ней ничего не знаешь. Если ты чем и очарован, так это собственной наглостью.

      – В горьком же мире ты обитаешь.

      – Это не горечь. Просто я вижу мир таким, как он есть, и ничего более. Мне тут ясно одно: если бы ты мог завтра на ней жениться с благословения ее отца и твоего, она бы тебя привлекала не больше первой встречной шлюхи в дверном проеме.

      – Погоди, однажды и ты влюбишься.

      – Только если лишусь ума. Аббас, ты мой лучший в мире друг. Но ты все-таки послушай, что я тебе скажу: любая женщина – это всего лишь женщина, и в мире их полным-полно. Она не более чем мягкая подстилка для твоего тела и теплое вместилище для твоего семени. Допускаю, что кто-то из них может оказаться и доброй спутницей, и однажды я и сам обзаведусь женой – хозяйкой моего дома и матерью моих детей. Но женюсь я на той, кого выберу по трезвому уму, а не по зову сердца. Муж, поступающий иначе, – конченый дурак.

      – Значит, я и есть дурак, потому что, клянусь тебе, я полюбил ее навеки.

      – Если твоя любовь к ней продлится до следующей недели, с меня два золотых дуката.

      – Жаль мне тебя, Людовичи. Бесчувственный ты внутри. Но однажды жизнь вынудит тебя снова испытывать чувства.

      – Просто ты влюблен не в нее, а в собственную