Гарем. Реальная жизнь Хюррем. Колин Фалконер

и звон копыт по булыжной мостовой.

      Это была ловушка, и Аббас в нее с ходу попал.

      – Аббас Махсуф? Сын мавра?

      Синьора Кавальканти истово закивала, упиваясь собственным коварством. До чего же ловко и просто она его заманила и вывела на чистую воду! Она была уверена, что Его Сиятельство придет от нее в восторг.

      Гонзага вскочил на ноги, с грохотом откатив дубовое кресло до самой кафельной стены у себя за спиной.

      – Мавр, значит?!

      – Он за нами проследовал внутрь, так же как и в первый раз. Видела его собственными глазами. Он ее еще окликнул по имени, когда мы выходили из церкви.

      – В первый раз? Какой еще «первый раз»? Когда? И ты мне ничего об этом не говорила?!

      Дуэнья осознала свою ошибку, и у нее сперло дыхание.

      – Так на вид-то был сущий пустяк…

      – И как тот пустяк случился?

      – Я о нем и не задумывалась. Мужчины же на нее вечно пялятся.

      – Потому она и носит вуаль!

      – Летом, говорит, ей слишком жарко. Вот изредка и откидывает.

      – И ты ей это позволяешь?

      – Она упряма и своевольна.

      – Я тебе деньги плачу́ разве за то, чтобы ты ей потакала?

      Синьора Кавальканти понимала, что линию допроса нужно как-то отвести от себя, обратив внимание Его Сиятельства на что угодно иное.

      – Я там еще кое-кого заприметила оба раза.

      – И кого же?

      – Людовичи Гамбетто.

      Он ошеломленно вытаращился на нее.

      – Думаешь, она успела столковаться с ними обоими?

      – Да нет же, конечно, Ваше Сиятельство. Этот просто приглядывал. Я видела, как он нас провожал глазами, когда мы отъезжали от церкви. Полагаю, что они с мавром друзья.

      Гонзага подошел к окну. Вверх и вниз по Гранд-каналу шли гондолы и барки. Ему нужно было осмыслить это интригующее открытие.

      – Вот, значит, каков выблядок моего свояка! Думаешь, через него записки передавались?

      – Его сестра Лючия здесь частая гостья.

      – Понятно, – кивнул Гонзага. – Ну конечно же! Поздравляю с раскрытиями. Награда за мною, синьора Квальканти. А теперь можешь идти.

      Дверь за дуэньей тихо затворилась, и Гонзага погрузился в обдумывание имеющихся у него вариантов. Если он вынесет дело в суд, то выставит себя на посмешище перед всей Венецией и однозначно лишится места в Consiglio di Dieci.

      Можно было, конечно, довести суть дела до сведения отца Людовичи, но и это было не менее рискованно. Жена Гамбетто-старшего – его собственная сестра – давно мертва, а сам он метит в дожи, состязаясь за право занять это место лично с ним, Гонзагой, и вполне может воспользоваться любой возможностью для разжигания скандала вокруг его имени.

      Дело щепетильное и долгое, решил он. Наказание Людовичи можно и отложить до лучших времен. А вот с мавром нужно разделаться прямо сейчас.

      В тот же день, едва Лючия прибыла, ее дуэнью отпустили, а саму девушку синьора Кавальканти препроводила вместо лоджии Джулии в личный кабинет Гонзаги.

      – А, Лючия, – сказал он. – Как приятно