Собрание сочинений. Том 1. Голоса. Генрих Сапгир

в чем-то прав.

      Жена как сядет, как раздвинет чресла,

      не человек – панбархатное кресло,

      а я попроще, я – славянский шкаф,

      как был изображен в журнале НИВА,

      весь в деревянных яблоках, красивый,

      на дверцах розы – тонкая резьба,

      и ящичек – посередине лба.

      НОВЫЙ ВСЕМИРНЫЙ АТТРАКЦИОН!

      ЧЕЛОВЕК – ШКАФ!

      Хоть не смотрел, но Чехов в чем-то прав.

      А шкаф – он тоже уваженья хочет.

      Тут, спину – древесину кто-то точит —

      отчаянный какой-то червячок.

      Хоть я не пью, но изнутри печет…

      Здесь в верхнем левом ящике – посуда.

      (Из левого грудного кармана пальто извлекает бутылку водки и стакан.)

      Закуску достаю всегда отсюда.

      (Из другого кармана достает яблоко и конфету, яблоко обтирает, конфету обдувает.)

      Классическое яблоко. Конфетка.

      Внизу – в белье крахмальная салфетка.

      (Роется в карманах, достает не очень чистый носовой платок, расстилает на столе, ставит посуду, еще раз обтирает яблоко, помещает его в центре натюрморта, любуется.)

      Буль-буль-буль-буль!

      (Выпивает и закусывает, пауза.)

      А на дворе – июль…

      Там задирает ветер занавески

      и небо голое во всем бесстыдном блеске!

      Скулит кобель – его кусает сука…

      А где-то этажерка из бамбука…

      (Выпивает и закусывает, пауза.)

      Денатурель!.. Ехидна!..

      Но, однако —

      пользительно для крепости, для лака.

      Блестит лачок – сучки мои, жучки,

      все это – ордена мои, значки.

      Я славный, я державный, я славянский,

      да! С надписью на спинке хулиганской.

      Не веруешь? Вот бог, а вот порог —

      и раздавлю, кто станет поперек!

      (Выпивает и занюхивает.)

      Сам поперек дверей стою в конторе.

      Гуляют хилоножки в коридоре.

      Торопится коленками… Ну что?

      Ушибся больно?.. Бедный – чуть не плачет.

      Я, говорю, поставлен здесь на то,

      чтоб чувствовали, понимали, значит.

      (Выпивает, может быть, закусывает.)

      Слышь, где-то про проскрипции скрипят,

      пора, мол, разломать на щепки ящик,

      меня на дровяной отправить склад?

      Я, может, палисандр настоящий!

      А если, предположим, Александр

      Свет-батюшка, царь Александр Третий

      в меня гляделся, точно, палисандр.

      В прихожей Куприна я как-то встретил.

      Один чиновник, брал кузнечик взятки

      открыли утром, а оттуда – пятки…

      (Показывает, вздыхает.)

      Эсера, помню, прятал я в себе

      и рыжего из РСДРП…

      Идейные бородки и усы…

      и Мозера карманные часы…

      (Выпивает и не закусывает.)

      Зимою восемнадцатого года

      в