Пока есть просекко, есть надежда. Фульвио Эрвас

местной прессе. По долгу службы он всегда внимательно следил за новостями, и эта смерть не ускользнула от его внимания. Стуки не знал только, что этот тип был знакомым Секондо, и удивился, как тому удалось все эти дни скрывать свои чувства и держать все в секрете. Он ведь ни разу не проговорился, и Стуки ничего такого в нем не заметил. Не считая той особой грусти, причина которой теперь стала понятной.

      – Самоубийство, – прошептал Секондо едва слышно, но ему самому показалось, что это было сказано слишком громко. Вдруг по какой-то причине Господь не заметил этот тяжкий проступок? Он, Секондо, конечно же, не собирался доносить.

      Стуки кивнул головой: об этом тоже написали в газетах. Вызвало удивление место, где самоубийца был найден.

      – Это тот самый «человек на погосте»? – в свою очередь прошептал инспектор.

      – Да, он лежал у дверей семейного склепа, одетый в шелковую пижаму, а рядом стоял матузалем шампанского с гравировкой на стекле: «Per aspera ad astra», – добавил Секондо. – «Через тернии к звездам».

      – Это можно перевести и так: «Путь к добродетели полон препятствий», – задумчиво произнес Стуки. – Это было написано на… что такое матузалем?

      – Что? А, это шестилитровая бутыль для шампанского.

      Инспектор Стуки еще не слышал, чтобы кто-нибудь из владельцев бара так хорошо отзывался о своих поставщиках. Устроившись на плетеном стуле рядом с кассовым аппаратом, Секондо принялся на все лады превозносить прекрасные качества усопшего, который выступал в обличье то рыцаря, то философа, то даже деревенского поэта. Опечаленный бармен жалобно смотрел на Стуки, напоминая ему головастика, которого вытащили из воды. Он устало потер глаза и произнес, что, по его размышлению, в смерти графа не все чисто: человек, который имел привычку прогуливаться в каштановой роще и вдоль золотившихся в лучах восходящего солнца виноградников, просто по определению не мог покончить с жизнью. И тем более – при помощи снотворного. Секондо поискал в холодильнике и вытащил бутылку с большой пробкой.

      – Это выдержанное просеккино, которое изготовлял граф, – бармен ласково погладил бутылку и наполнил из нее два стакана.

      – Знаете, инспектор, граф Анчилотто ни за что бы не ушел добровольно из жизни, когда до сбора винограда оставалось всего несколько недель. После тяжких трудов в течение многих месяцев такому виноделу, каким был граф, не терпится увидеть гроздья винограда уложенными в ящики и узнать, как на этот раз все сложилось с сахаристостью, кислотностью и всеми другим параметрами, которые важны для получения хорошего вина. И потом, с шампанским! В крайнем случае могла быть франчакорта[8], но никак не иностранное вино!

      Стуки сделал маленький глоток просекко, на секунду задержав его во рту.

      – Вы хотите сказать, что кто-то довел графа до самоубийства?

      – Может быть, и да.

      – Может быть?

      – Или подсыпали ему снотворное в вино.

      – Даже так? Этот господин идет на кладбище, для чего – неизвестно, и

8

Франчакорта – итальянское игристое вино.