Монашка. Олег Мозохин

затем мама, потом мои сестры.

      Я шла последней из них, потом доктор Боткин, а дальше прислуга. Было довольно темно, не знаю, что меня подтолкнуло, но, мне кажется, я почувствовала толчок в спину руки доктора Боткина и шмыгнула, как мышь, под лестницу, в сплошную темноту и затаилась.

      Вскоре я услышала выстрелы, крики своих близких, потом вдруг все стихло, только изредка кто-то пьяно матерился, но вот страшно закричала моя сестра Анастасия, послышался какой-то страшный удар, и она ту же замолчала. Потом раздался крик девушки Демидовой, затем громкий смех убийц, они, кажется, начали ловить ее, но вот последовало несколько таких же тяжких ударов, девушка захрипела, и наконец все стихло…

      Инокиня, словно в лихорадке, затряслась, зарыдав, налила дрожащими руками воды в стакан, быстро ее выпила, прошла по комнате из угла в угол, вытерла слезы и села на стул, стоявший у кровати полковника. Словно завороженный он удивленно покачивал головой, а она дрожащим голосом продолжила:

      – Мне кажется, от страха я на какое-то время потеряла сознание. Придя в себя, на носочках вышла в какую-то дверь и очутилась во дворе, где виднелись две машины, около которых сновали люди. Я тихонько, прячась за деревья, почти покинула двор дома Ипатьева, но тут вдруг наткнулась на полупьяного часового. Глаза его заблестели, решив, по-видимому, что я из местных девушек, молча схватил меня, пытаясь повалить на землю. Я оттолкнула его, он упал, но тут же вскочил, схватил винтовку, стоявшую у забора, и ударил меня прикладом в переносицу. Обливаясь кровью, почти без сознания, я сумела как-то дойти до Ново-Тихвинского монастыря, у ворот которого упала. Позже там меня подобрал сторож…

      Таисия несколько успокоилась, полковник с нетерпением ждал ее дальнейшего необыкновенного рассказа, а она задумалась, по всей видимости, что-то вспоминала, а затем продолжила:

      – В монастыре меня вылечили. Никто из монахинь, за исключением моей благодетельницы Евгении Ивановны Радищевой, лечившей меня, не знал моего происхождения. Только ей одной я подробно рассказала, кто я такая, после того, как она мне сообщила, что является членом тайного общества «За спасение царя и Отечества». Радищевой я была вывезена в Калугу, а затем в Киев. В 1919 году в Киеве я приняла католическую веру, а в 1920 году с отступающими польскими войсками оказалась в Польше, где проживала в ряде католических монастырей.

      Инокиня посмотрела на полковника, развела руки в сторону и произнесла:

      – Вот и вся история моего спасения. О ней я почти никому не рассказывала. Поэтому прошу вас, Николай Арсентьевич, называйте меня только инокиней Таисией. Это имя дала мне католическая церковь. Мне так удобнее.

      В знак согласия Садовник задумчиво кивнул и спросил:

      – У вас, Таисия, наверное, есть какие-нибудь воспоминания о своем чудесном спасении?

      С какой-то лаской она тронула его за рукав чистой нижней рубашки и сразу ответила:

      – Да… кое-что есть. Я вам их покажу…

      Потом они долго говорили о личных делах. Полковник рассказал о своей