Монашка. Олег Мозохин

Садовник задал Таисии непонятно-странный для нее вопрос:

      – Ждала меня?

      У нее не хватило смелости резко ответить ему на это, а может, и монастырское воспитание сыграло свою роль. Ведь он так мало ее знал, чтобы задавать ей такой интимный вопрос. Но все-таки, посмотрев в его бездонные карие глаза, она почти шепотом ему ответила:

      – Да, я вас ждала…

      Он быстро встал с дубовой скамейки, подошел к ней, обнял ее своими сильными руками за плечи и поцеловал. Она не пыталась вырываться из его объятий. У нее мелькнула мысль, что полковник Садовник не тот человек, которому она могла бы свободно открыть все сокровенные тайники своей души. Промелькнувший в ее голове этот вывод стал первым ее сомнением в их необыкновенно странных отношениях.

      А полковник уселся на свое место и повел разговор о матушке игуменье, какой-то сегодня злой и вспыльчивой, унизившей его как офицера Советской армии, заявившей ему, что чин полковника стоит значительно ниже сана инокини ордена Святого Василия Великого. Игуменья посоветовала ему уделять больше внимания Таисии, человеку необыкновенному, одаренному, истинной католичке, образованной, уважаемой всеми монахинями в монастыре. Беседу, по словам полковника, со своей инокиней игуменья Моника почему-то разрешила охотно.

      Таисия улыбнулась и ответила Садовнику, что матушка в целом очень добрый и отходчивый человек, но у нее настроение меняется как погода в Ленинграде. За пять – десять минут она может наговорить такое, что потом все монахини монастыря от стыда ходят с опущенными головами, а ей все нипочем. Таисия просила извинить матушку, которая уже наверняка позабыла этот неприятный разговор.

      Беседа с полковником на этом закончилась. Пришла матушка Моника с братом Павлом Теодоровичем и пригласила его с Таисией на ужин. За столом завязался общий оживленный разговор. Матушка игуменья вела себя так, будто действительно никакого обидного разговора не было. Сразу после ужина за Садовником явился его молоденький адъютант и увел его по каким-то служебным вопросам.

      А вечером Таисию охватила какая-то непонятная тоска. Ей так хотелось видеть полковника, слушать его, разговаривать с ним или просто сидеть и смотреть на него. Она заставляла себя уйти в молитвы, но ничего не получалось. В глазах стоял он, чем-то уже дорогой для ее сердца человек.

      20 февраля Таисия должна была принять вечные обеты, и все в монастыре со дня на день ждали приезда отца Василия Величковского, который должен был привезти из Львова официальное разрешение митрополита Иосифа Слипого на этот обряд. О профессии – вечных обетах – она стала думать ежечасно как тяжелобольной о чудодейственном лекарстве, которое могло исцелить ее душу от навалившегося на нее неожиданного чувства.

      Таисия поняла, что она сначала безотчетно, затем довольно сознательно, а сейчас с полного согласия своей воли полюбила Садовника и ничего уже поделать с собой не могла. От этого переполняемого ее душу чувства она начала бояться не только