Провокатор. Борис Селеннов

понимаю. Уж Вейцлер-то конспиратор, каких ещё поискать. А тут… я узнал, пришли прямо на квартиру. Как по наводке.

      – В тюрьме?

      – Нет, держат дома как живца. В квартире – засада. Сам-то держится, но, чувствую, из последних сил.

      – Так всё серьёзно?

      – Мы с ним встречались каждое воскресенье на Никитском бульваре. Но была договорённость, если все пуговицы на плаще застёгнуты, подходить нельзя: значит «меня пасут». Вот уже три воскресенья пуговицы застёгнуты наглухо. И я же вижу: кругом шпики.

      – И бежать нельзя?

      – А семья? – возразил Солдатов. – Дома-то Соня с сынишкой. Она, когда ещё в положении была, четыре месяца провела в тюрьме. И всё это, конечно, сказалось. Мальчик родился не совсем… здоровым.

      – А эти… гады что, не знали, что она беременна?

      – Знали! – пристукнул кулаком Солдатов. – И специально издевались, скоты!

      – Неужели в них совсем человеческого нет?

      – В ком ты хотел человеческое найти, – горько усмехнулся Солдатов. – Для них подлость – первое дело. Иной раз встречаешь старого знакомца и уже сомневаешься, не завербован ли? Весь город накрыли как сетью.

      Некоторое время сидели молча.

      – Я в своих бойцах уверен полностью.

      Павел внимательно посмотрел на товарища:

      – Мне кажется, ты чего-то недоговариваешь?

      Солдатов чуть помедлил.

      – Я уже тебе говорил, что о многом за последнее время подумал. И не могу понять, как это охранка смогла сразу двенадцать бойцов накрыть? Постоянно об этом думаю.

      – И что-то надумал?

      – Надумал. – Солдатов подвинулся ближе к Павлу. – Думаю, есть среди нас провокатор. Причём где-то на самом верху.

      Павел изумлённо взглянул на него:

      – Ты серьёзно?

      – Серьёзней некуда. У меня эта мысль вот где сидит, – Солдатов стукнул себя по голове. – Сидит, не даёт покоя. Почему Пётр Петрович… помнишь такого? Из парижского центра?

      – А как же. Ведь это же псевдоним Азефа.

      – В самом деле?

      – Да.

      – А я и не знал, – растерянно проговорил Солдатов.

      – Об этом мало кто знал. Так что не расстраивайся. Лучше расскажи, что надумал.

      – Не могу понять, – начал боевик, – почему он уехал перед самой операцией, а через два дня вас всех взяли?

      – Господи, – не выдержал Павел, – да мало ли у него дел! Руководитель всей боевой организации партии!

      – Я понимаю это, – мрачно изрёк Солдатов, – но думаю, что у руководителя всей боевой организации партии главное дело в тот момент было здесь. Ради этого он сюда и приехал.

      – Ты что же, – понизил голос Павел, – подозреваешь Азефа?

      Солдатов развёл руками:

      – Как я могу подозревать Азефа? Что я, сумасшедший? Но ничего не могу с собой поделать. Занозой сидит: почему он уехал? И потом… почему сразу отделили от всех Лёву Барашкова, повезли зачем-то в Питер, а по дороге убили якобы при попытке к бегству… Как-то мутно всё, непонятно… Мы с тобой многое вместе прошли, потому и решил выложить всё, что наболело…

      Павел