Пути-дороги. Борис Крамаренко

только что налила себе одиннадцатую чашку, когда за забором протарахтела линейка и белый жеребец остановился у ворот. С линейки тяжело спрыгнул Бут; сказав что-то работнику, он пошел к калитке. Во дворе его встретил злобным лаем рыжий кобель. С руганью отмахиваясь от него суковатой палкой, Бут направился к спешащей навстречу Гринихе. Ее скуластое, помятое старостью, но все еще красивое лицо сияло:

      – Вот не ожидала у себя побачить! Садись, Павел Васильевич, чаю с вареньем выпить…

      Приняв от хозяйки чашку, Бут долго размешивал в ней варенье, не зная, с чего начать разговор.

      – Что, Павел Васильевич, аль что случилось со скотом?

      – На это у нас ветеринар есть, – пробурчал Бут.

      Наступило неловкое молчание. Гриниха, обиженно поджав тонкие губы, еще налила себе чашку.

      – Вот что, Власовна! Сына хочу женить…

      Гриниха окинула Бута быстрым взглядом, полным радостной надежды. Но, тут же овладев собой, равнодушно проговорила:

      – Что ж, Павел Васильевич, дело хорошее. Уж не сваха ли тебе нужна?

      Бут сердито засопел:

      – Сам посватаю…

      Гриниха отхлебнула из чашки и с легкой насмешкой в голосе спросила:

      – А зачем же я тебе тогда, Павел Васильевич, понадобилась?

      Старик с досадой поставил на стол блюдце.

      – Сватать приехал, вот затем и понадобилась. – И, уже совсем насупясь, проговорил: – Сына на твоей дочке женить хочу… Чего замолкла? Али зять не по сердцу?

      – Да я, Павел Васильевич, ничего, вроде показалось мне, что ты на меня серчаешь…

      – Ну а коли ничего, так и говорить не о чем, – грубо перебил ее Бут. – Собирай дочь к венцу. Да зайдешь ко мне: денег тебе на приданое дам… Все от людей сорома меньше будет.

      Бут поднялся и, перекрестясь, пошел к калитке. Гриниха, растерянно улыбаясь, шла сзади.

      Несколько дней прошло со времени отъезда Андрея на фронт, а Марине казалось, что прошло уже много месяцев. Сколько ни уверяла она себя, что ей нет никакого дела до Андрея – с каждым днем все сильнее и сильнее давила ее гнетущая тоска.

      Работа валилась из ее рук, а по вечерам, когда девчата запевали звучащие безысходной тоской старинные песни, ей хотелось плакать. Весть о приезде с фронта Николая Бута не произвела на нее никакого впечатления. Да и сам Николай, при виде которого так замирало раньше ее сердце, теперь не казался ей желанным.

      Возвращаясь из Старо-Деревянковской станицы от тетки, Марина всю дорогу думала об Андрее. Подходя к воротам, она вспомнила последнее свидание с ним в хате и грустно улыбнулась.

      – Какая же я дура была! – прошептала она.

      Гриниха, завидев дочку, поспешно пошла к ней навстречу.

      – Ты, Мариночка, небось уморилась. Пойди умойся да садись чай пить, а я самовар подогрею.

      Усадив дочь за стол, она поставила перед ней миску с подогретыми варениками и уселась напротив.

      – Павел Васильевич Бут к нам приезжал…

      – Это зачем?

      – Сына женить надумал…

      Ничего не подозревая, Марина подумала,