Пути-дороги. Борис Крамаренко

тогда бежать бросилась, а я на дереве сидел – ох, и страху же набрался! Все думал, что он меня увидит и из ружья бахнет.

      – Помню! Он меня совсем уж было нагнал около плетня, но ты с дерева спрыгнул да как встряхнул ветки, так жерделы дождем и посыпались. Поп меня бросил и к тебе кинулся. А скажи, Андрей, добре он тебя тогда поколотил?

      Марина звонко засмеялась.

      – Ну, что было, того не воротишь. Вот, если бы теперь он попробовал, я бы его добре угостил, жирного черта! – сказал Андрей.

      – Что ты, что ты! – замахала на него залепленными тестом руками Марина. – Разве на батюшку можно руку подымать!

      – А ему можно прикладом драться? – обиженно пробурчал Андрей.

      Разговор внезапно оборвался. Марина опять начала быстро работать скалкой.

      – Марина, Маринка… – сказал надтреснутым голосом Андрей.

      – Ты что, Андрейко, захворал? Может, тебе голову солнцем нажгло? – насмешливо спросила Марина.

      – Нет, я так, пойду, пора мне…

      Андрей нерешительно поднялся с лавки и направился к дверям.

      – Андрейко!..

      Он круто обернулся. Шашка, описав полукруг, бряцнула по ногам.

      – Маринка!..

      Ввалившиеся за последние дни глаза Андрея лихорадочно горели. По телу пробежала дрожь. Протянув к Марине руки, он сделал несколько шагов вперед, готовый схватить ее в свои объятия. Марина легким движением отошла в сторону.

      – Рукав у тебя в мелу, отряхни… – холодно сказала она.

      Андрей, тяжело ступая, как после тяжкой работы, вышел во двор.

      Марина видела в окно, как Андрей взметнулся на коня и пустил его галопом. Ей хотелось крикнуть, чтобы он вернулся, сказать ему на прощание ласковое слово. Но вместо этого она еще быстрее заработала скалкой.

      Никогда прежде не пил Андрей, а сейчас, словно торопясь наверстать упущенное, с головой окунулся в бесшабашный пьяный разгул.

      Незаметно подошел день отъезда.

      Андрей стоял посреди заросшего травой двора. Мать, цепко обхватив руками его голову, не могла понять, чего от нее хочет Григорий Петрович, который тщетно старался оторвать ее от сына.

      – Хватит, слышь, старая, хватит! Да что ты – не слышишь, что ли? Ну, чего убиваешься, – мы ж его не хороним.

      Андрей осторожно освободился от материнских рук и повернулся к отцу.

      – Благослови тебя бог.

      Старик торжественно перекрестил сына и отвернулся, вытирая рукавом заплатанной рубахи морщинистое, обветренное лицо.

      – Езжай, сынку, на площади побачимось.

      Андрей сел на подведенного братом коня. Мать хотела было ухватить стремя, но не успела. Андрей ударил коня нагайкой и, закусив до крови губы, вылетел за ворота.

      Солнце поднялось над плавнями. Как только рассеялся утренний туман, на базарную площадь стали съезжаться казаки.

      Блестя серебряным набором, на дорогом золотистом коне прискакал Степан Шмель. Презрительно кривя губы, он пристроился к гнедому маштаку Дергача. Позже всех пришли пешие казаки, лошади которых были