Ожившие кошмары. Александр Матюхин

Зато с человеческой кожей иголка справлялась отлично.

      Васю трясло. Когда убивали его коз, он переживал с ними последние моменты. Слышал их. Чувствовал на себе каждый удар. Теперь не осталось боли, лишь лихорадка и растекшийся по телу густой туман.

      «Ты никогда не спрашивал, кто я», – слова прилетели сверху, забарабанили по темечку холодными каплями.

      «Я знаю, ты меня слышишь».

      – Вот, козлина. Вылитый! – Макс отошел, вытирая тряпкой руки, чтобы полюбоваться на результат.

      – Селфи! – Маша вытянула телефон, ловя в кадр свое лицо и пришитую к мужчине козлиную голову.

      – Не вздумай никуда выкладывать! Удали лучше.

      – Я ж не тупая, – фыркнула девушка, листая готовые фото.

      «Не спрашивал, боялся. Боялся ответа. Боялся поверить, что единственный, кто всегда рядом, только фантазия. Что чудовище здесь ты».

      – Нет, ну красавец! Мы тебе одолжение сделали, урод. Всяко лучше, чем с твоей рожей.

      «Но я здесь. И у меня есть вариант».

      – Жесть какая, – Сеня отвернулся от изуродованного человека, потер уши и зевнул. – Уже почти утро. Чет я замерз.

      – Не ной, – одернул его Макс, копаясь в ящиках на столе. – Сейчас собираемся. Но сначала согреемся.

      «Я мог разобраться с девчонкой, и никто бы не узнал. Ты не захотел. Я мог заставить их жрать внутренности друг друга. Ты не захотел».

      Тьма вокруг, и в свете едва тлеющего уголька, последнего оплота сознания, с трудом удалось сложить слова в ответ:

      «Она умерла из-за меня. Не уследил. Я виноват».

      «Тогда скажи, что заслужил. Всё это. Скажи, что вправду так считаешь».

      Максим нашел бутыль из мутного пластика и начал разливать ацетон на оставшуюся шерсть в мешках.

      – А с ним что? – Сеня кусал губу и пританцовывал на месте.

      «Молчишь».

      – Так оставим. Пускай тоже греется, – оскалился Максим.

      «Я мог бы забрать ваших детей. Мог бы проглотить ваше небо и звезды. Но я смирился с положением. Довольствовался малым. Скрылся. Отец забыл про эту глушь, но даже здесь я умудрился вляпаться в ваше дерьмо».

      – Есть спички? – спросил Максим, отбросив пустую бутылку.

      – Зажигалка только.

      – Ну зажги вон ту бумагу и бросай туда.

      «Ты не замечаешь уродство мира за своим собственным. Идешь на казнь, а в то время палачи сами достойны эшафота».

      Вася почувствовал спиной жар, в нос ударил запах гари.

      «Ты не прав. Я покажу. Отдай его мне».

      «Кого?»

      «Мир».

      Пламя росло быстро, тянуло алые листья к крыше.

      «Я знаю, ты хочешь. Ты понимаешь, что я справлюсь лучше. Скажи».

      Компания улыбалась. Смотрела, как огонь окружает привязанного к стулу.

      – Выходим, скоро здесь не продохнешь.

      «Скажи»!

      – Забирай! – пришитая к лицу голова заглушила слабый голос, но Максим обернулся на самом пороге.

      – Что ты там проблеял? Гори в аду, мразь! – и захлопнул