Ожившие кошмары. Александр Матюхин

меня хозяйство, вдвоем прокормимся. Я буду заботиться о ней так, как никто не заботился! Я читать ей буду сказки, у меня ведь столько книг со сказками! А по теплу гулять будем в лесу, на речке купаться, ягоды собирать… Я ее варенье научу варить… И чай из блюдца»…

      Он боялся дышать. Холодный пот щипал глаза, из носа текло по губам.

      «От девчонки будут проблемы».

      «Нам будет хорошо».

      «Нет».

      «Там ей плохо, а со мной будет хорошо. И козочки мои ее полюбят, и ты тоже полюбишь. Мы вместе будем о вас заботиться. Ведь можно так? Я позабочусь, вот увидишь, я»…

      «Нельзя. Ее будут искать. И найдут. Здесь. С тобой. Тебе не забудут. Тебя не простят. Ее заберут», – слова, тяжелые как обух топора, бились в темечко, отдавались болью в черепе.

      Вася трясся и рыдал, но стиснутые зубы не пропустили ни звука.

      «Это люди. Спасая их, подставишь себя. Они не знают благодарности».

      «Что мне делать? Я не хочу, чтобы с ней вот так…»

      Несколько мгновений мужчина слышал лишь свое тяжелое дыхание.

      «Есть вариант».

      Вася замер. Он уже слышал эту фразу. Догадался.

      «Всем на нее плевать. А ты не можешь помочь. Подумай, что ее ждет. В этой деревне. В этой глуши. Сегодня она наткнулась на твою хибару. А завтра замерзнет насмерть. Тебе ее не спасти. Я могу».

      Мужчина обхватил голову руками. Хотелось кричать во весь голос.

      «Больше не будет боли. Страданий. И никто не узнает».

      Перед закрытыми глазами разрывались цветные вспышки.

      «Отдай ее мне».

* * *

      – Сюда смотри, урод! Видишь, что это? Что это, я тебя спрашиваю? – Макс тряс детской рукавичкой перед связанным.

      Вася с трудом разлепил единственный уцелевший глаз. Дышать удавалось через раз: в горле пересохло, а ребра разрывались болью. Кровь на лице медленно застывала, словно карнавальную маску раздавили каблуком, а затем приклеили осколки к безобразной физиономии.

      – Знаешь, скотина. Ментам ты, может, и втёр какую-то дичь, но от нас так просто не избавишься.

      – Я ничего… Ничего ей не сделал. Я ее не трогал… – в который раз, разбитыми губами, слова вперемешку со вкусом металла.

      – Заткнись, мразь! Мы знаем, что ты сделал. Знаем!

      – Да пускай расскажет, я хочу это услышать, – Маша подошла ближе, потянула за волосы. Ее губы в розовой помаде, с них протянулась ниточка слюны, коснулась Васиной кожи. – Скажи это, давай! Говори, я насиловал ее, а потом убил. Скажи: я ее насиловал! Я ее насиловал и убил!

      Теплые капельки летели из Машиного рта на кровавую маску.

      – Я не-е-е…

      – Изнасиловал и убил, сука, скажи это! – девушка била наотмашь, рвала ногтями запекшуюся корку. – Скажи-и-и!

      – Все-все, хорош! Ты ему всю кровь выпустишь раньше срока, – Максим обхватил за плечи, потянул на себя. Прижался носом к затылку. – Ну ты чего, мы же еще не закончили. Успокойся, маленькая, это только начало.

      Она ослабла в его руках. Макс повернулся к Сене.

      – Налей нам еще по одной.

      Выпили.

      – Это