Жизнь российская. Анатолий Цыганок

не удавалось. Трудно со стихией бороться. Порой даже невозможно.

      Стихия – есть стихия. И этим всё сказано.

      Ногу поранил малыш, руку порезал, лоб расшиб, нос расквасил, губу разбил, щеку поцарапал, шею едва не свернул, глаз чуть не выткнул о ветку острую…

      С великим трудом удалось-таки забраться на толстое дерево.

      Вздохнул от радости. Всё! Он спасён! Ура!

      Но рано стал радоваться. Сглазить можно. Так всегда бывает. Вот и тут случилось.

      Свалился Вася с того дерева, упал в воду холодную, захлебнулся, стал кричать неистово, барахтаться, чтобы выбраться; а студёная бездна тянет его к себе и тянет, она всё тянет и тянет, тянет и тянет, тянет и тянет.

      Он от неё… а она к себе…

      Он от неё… а она снова к себе… к себе… к себе… всё тянет и тянет.

      Вася-Василёк вилять начал как уж, петлять как суслик полевой по степи, ногами бултыхать; что есть мочи он сопротивляется, из последних сил выбивается, бога себе на помощь зовёт, лихоматом кричит и орёт отчаянно.

      Горло уже не функционирует. Голоса нет. Сорвал, малыш, свой голосок звонкий.

      Всё, нет больше у Васи голоса. Нет. Беда сплошная. Связки как тряпки болтаются.

      Как ещё на помощь звать? Как? Да никак!

      Хрипит Вася… глаза его чуть из орбит не выскакивают…

      Смотреть на него страшно. Страшно и больно. Не мальчик, а зверёк какой-то… неопознанной породы…

      А вода не уступает. Не желает. Не хочет. Прёт и прёт, прёт и прёт, прёт и прёт. С удвоенной силой тянет, с утроенной, с учетверённой… с упятерённой…

      Ещё дальше его затягивает. И ещё глубже тащит.

      Зацепиться не за что; он машинально размахивает руками и ногами, извивается как змей юркий, тонкий, длинный и склизкий, противится всеми фибрами.

      Уже сил нет. Всё… Вася выдохся и начал понемногу сдаваться стихии; тело заледенело, зачерствело, стало непослушным и непокорным.

      Темень вдруг привалила. Чернущая до черноты самой чёрной.

      Тут как тут темь эта. Явилась! Чертяка. Не запылилась… Мгла. Ни зги не видно.

      И… тишина мрачная водрузилась… И страх появился…

      Дятел неугомонный откуда-то взялся. Снова по дереву с остервенением колотит, как будто продолбить его насквозь хочет; дай ему волю, так он весь лес таким макаром передолбит, чертяка.

      Коршун в небе из ниоткуда возник, гость незваный, бес чёртов. Высматривает, гадина, кого бы поймать… кого-то растерзать… кого бы сожрать с потрохами…

      А в голове затикало вдруг громко… и всё тикает, тикает и тикает, не переставая, как на старой, заезженной пластинке: «Господи, помоги… Господи, помоги… Господи, помоги… Прошу тебя… Господи… Смилуйся…»

***

      Василий Никанорович резко проснулся.

      Глаза навыкате. Вот-вот из орбит выпрыгнут.

      Голова трещит… Как бы на части не раскололась…

      Ум за разум заходит… Извилины за загогулины цепляются…

      Где это он? Что с ним? И вообще… что сейчас происходит… и… почему…

      Сердце бьётся, готовое в любую минуту выскочить из сдавленной неведомыми силами