Жизнь российская. Анатолий Цыганок

плавиться стал, затем закипел, забурчал, пар пошёл.

      Клубы взбесившегося пара барашками полезли из-под черепной коробки.

      Горячая пена выплеснулась через все отверстия: через глаза, рот, нос и уши… на щёки, на шею, на плечи…

      «Ой! Больно! – лихоматом заорал бедолага Василий, а руками стал виски сжимать. – Что делать? – снова такой вопрос возник. Ответ не заставил себя долго ждать: – Вася! Милый… Уже не исправить ничего: хоть решай… хоть разгадывай… хоть ещё что-либо с ними делай… Кроссворды-то и вправду неправильные. Какие-то они не такие, несовершенные, липовые, безграмотные».

      Время не стояло на месте, оно шло, шагало, вперёд стремилось; минуты мелькали одна за одной, секунды тикали.

      Вот часы пробили время отхода ко сну.

      Но Василий Никанорович этого не заметил.

      Он терзался самоедством, он лютовал, что сегодняшний вечер не удался, всё валится из рук и голова не работает. Не фурычит!

      Почему так происходит? Отчего у него сегодня такая неразбериха творится во всём теле? Кто в этом виноват? Кто? Кто?? Кто???

      Кульков хотел уже за это сам себя высечь, как та вдова унтер-офицерская, но резко передумал. Тогда решил в угол себя поставить, но тоже не смог это совершить оттого, что все четыре угла в комнате были заняты другими предметами, а пятый он не нашёл…

      Опять вопрос всплыл: что делать? Ответить не мог. Нет. Не знал он ответа.

      Решил завязать со всем этим: и с «рекбусами», и с «кроксвордами».

      Заскрипел Василий Никанорович зубами, нервически дёрнув плечами: «А ну их к монаху… Завтра доколупаю… Пущай полежат пока… подождут лучших времён…»

      Чем бы ещё заняться… – не мог сообразить. Голова-то… – не фурычила.

      Апатия нашла. Вялость появилась. Никогда такое с ним не происходило. Даже в самые плохие дни. В самые-самые худые…

      Попробовал пасьянс разложить – не сошлось!

      «Ну что за чёртовщина…»

      С тоски забрёл на кухню и там от нечего делать чайку с конфетками попил – на столе в вазочке лежали.

      Из фантиков задумал кораблики скрутить – не получилось.

      Руки не слушались; они онемели, застыли, окаменели, пальцы как крюки цеплялись друг за дружку. Да и вообще всё тело каким-то не таким стало. Чужим, что ли…

      «Ну что такое…» – поморщился он и даже рукой себя по одному месту шлёпнул. По заднему. Вот, мол, тебе, паршивец. Чего, дескать, ты расклеился…

      Ещё раз Кульков сморщился. Выругался. Подался из кухни в комнату.

      Про Тоню опять вспомнил: «У неё бы получилось. Да! Это точно. Хорошо она лодочки-кораблики мастерила. Выходили как настоящие. Любо-дорого посмотреть».

      Да! У жены выходило. А у него нет.

      И ещё кое-что у него в жизни не получалось.

      Да! Не получалось!

      Почему? Неизвестно!

      Этот извечный вопрос «почему?» всегда стоял перед Василием Никаноровичем.

      Вопрос такой был, а ответа на него не было. Хоть ты тресни…

      Дальнейшие математические, физические и философские рассуждения неизбежно