Свитки Серафима. Иванна Осипова

Иоанн и сам догадался обо всём. – Или это ты, Лука, научил его писать святые лики с посланцев сатаны?

      – Никто не учил. – Стёпка решительно вышел вперёд. – Я сам.

      – Сам и ответишь. А богопротивную мерзость в огонь!

      Иоанн больно ухватил мальчика за руку и повёл прочь из кельи. Быстро, под глухое уханье сердца, промелькнула галерея. Пролёты лестницы вниз слились в единое, и Стёпка влетел в сырую коморку.

      – Посидишь до утра. Завтра отец Фёдор решит, что с тобой делать, – неожиданно Иоанн вздохнул. – Огорчил ты меня, отрок. Эх…

      Он махнул рукой и, заперев мальчонку, ушёл. Было холодно. Стёпка покрутил русой головой и увидел, как в небольшой проём косятся лучи заходящего солнца. По двору провели лошадей в конюшню.

      Мальчик забился в тёмный угол, что показался суше других. Все мысли покинули его, все чувства потерялись. Осталась только горькая обида на странника и весь мир. Никому Стёпка был не нужен. Лишь Лука пытался защитить его, но не смог. Странник оставил и забыл о мальчике. Он не чувствовал присутствия незнакомца, его тепла и защиты. Стёпка возненавидел странника, заставившего поверить в ложь. Это из-за него он стал таким одиноким и сидел в погребе.

      Стёпка немного поплакал. Было жалко и себя, и икону жалко. На стене красным заревом отражалось пламя костра, что с приходом темноты разожгли во дворе. Мальчишка сходил с ума, стоило представить, что горит лик странника, но тут же он повторял в тишине короткие, злые фразы.

      – И пусть! Ты меня обманул! Ты виноват, что все умерли. Городище разорили из-за тебя.

      Сердце Стёпки разрывалось между непонятной привязанностью к страннику и болью. Злые слова сменялись мольбою.

      – Почему ты обманул меня? Помоги! Здесь холодно и темно. Лучше бы я работал у кузнеца Угрюма. Ты сделал так, что городища больше нет, а теперь оставил.

      Тяжёлая пустота заполнила душу Стёпки. Никто его не слышал. Погребённый под чувствами обиды и боли, он заснул тревожным сном, пока кто-то не стал трясти его за плечи.

      – Вставай, тебе надо бежать.

      Он с трудом разлепил дрожащие веки. Дядька Лука совал в руки тёплую одежду и узелок с едой.

      – Беги, сынок. Ничего хорошего у тебя тут уже не получится. Отец Фёдор суров с отступниками, даже такими юными. Погубят они тебя. Дар твой.

      – А вы?

      Стёпка понимал, чем грозит Луке такой поступок.

      – Я справлюсь. Битый уже. Может это как раз то, что я должен сделать в жизни. Когда-то я отступил. Теперь искуплю грех. Наверное, и это было задумано странником, коль он свёл нас на пути.

      – Не говори о нём, – насупился мальчонка, обидой полоснуло в груди. – Он оставил и предал меня. Заставил думать, что я виновен в смерти родных, а сам всё подстроил.

      Богомаз обнял его, потрепал по светлой голове.

      – Верь ему. Не нам знать, что ждёт впереди, и от какой опасности спасаемся через боль.

      – Я рад, что его лик сгорел, – сквозь злые слёзы упрямился Стёпка.

      Дядька Лука усмехнулся в бороду.

      – Неправда твоя. Икона