Однажды в Лопушках. Карина Демина

Евдокимович, Тимохин папаня, был человеком рослым, вида мрачного, нелюдимого. Он глядел на меня сверху вниз и в прозрачных пустых глазах его мне чудилась насмешка.

      – Ну, – сказал он, когда я закончила. – И чего?

      – Чего? – переспросила я.

      Во рту пересохло, а в коленях появилась распрекрасно знакомая слабость. И руки вспотели. Я вытерла ладони о джинсы, но легче не стало.

      Я не боюсь.

      Не его.

      Не дома. Не…

      – Чего от меня хочешь? – спросил он и сплюнул, хорошо хоть не на макушку.

      – Чтобы вы поговорили с сыном. Объяснили… – я замялась, вот как объяснить этому человеку, что есть места, куда не след соваться, что наши с малых лет знают, и про Беськин лес, и про бочаг, и про старое кладбище, где, в общем-то, тихо и мирно, но только не на красную луну. – Может произойти несчастье. Кто-то пострадает…

      Я вздохнула, вдруг поняв, что плевать вот ему на мои объяснения.

      И на Васятку, который спрятался за спину.

      И вообще на всех нас. Да и на собственного сына тоже плевать. Говорить он точно не станет, выдерет, может, да и то больше для порядка, ибо порядок в доме быть должен.

      – Вы ведь хотите остаться здесь? – тихо спросила я и заглянула в снулые пустые глаза. – Вас терпят. Пока терпят…

      – Угрожаешь? – вот теперь издевка сменилась плохо сдерживаемой яростью.

      – Предупреждаю.

      Я вскинула голову, пусть больше всего на свете хотелось втянуть её в плечи и сделать вид, что меня здесь вовсе нет. Нет уж…

      – А теперь ты послушай, – в мою грудь ткнулся палец. Кривоватый. Твердый. С синюшным ногтем. – Вы тут привыкли… жить… а есть закон! И порядок! И вздумаете шалить, я на вас скоренько управу найду!

      Да уж, разговора не получилось.

      Калитка захлопнулась, отрезая подворье от прочей деревни. И Васятка вздохнул. Я же повернулась к братцу и, ухватив за оттопыренное ухо, сказала:

      – Вздумаешь с Тимохой водиться, совсем откручу. Ясно?

      – Ясно, – буркнул Васятка.

      – Я серьезно. Он… ничего хорошего от него не будет. Может, потом образумится, а нет… надо дядьке Святу рассказать.

      Васятка вздохнул и робко заметил:

      – Может, не надо… ничего же ж не было.

      – Пока не было. С тобой. А ну как завтра он кого другого подобьет?

      – Не подобьет, – Васятка ухо свое из моих пальцев аккуратно высвободил. – Там тепериче некромант обжился. Всамделишний.

      И заглянув преданнейше – вот всегда он так смотрит после очередной пакости – предложил:

      – Пойдем, поглядим?

      – Еще не нагляделся? – злости не было, разве что на себя, за свою-то беспомощность, которая вновь проявилась, хотя я клялась, что больше никогда в жизни.

      – Ну… там еще темно было. А тут вот, по светлу… может, познакомимся?

      – А тебе охота?

      – Так… некромант же ж! Всамделишний…

      Вот только всамделишнего некроманта нам тут для полного счастья не хватало. Нет, некромантов я не боялась, встречала их в университете.