Взгляни на меня. Чармили Энн Белл

у чутья отпросилась уйти пораньше. Сбросила фартук с потемневшими от масла краями. Не оглядываясь, скользнула к чёрному ходу и спрыгнула с заснеженных ступенек маленького крыльца. Выскочила под скудный свет мерцающих фонарей и бросилась бежать к остановке с чуть перекошенной крышей. Забившийся в ноздри запах пива и прогорклого соуса наконец исчез. Казалось, снаружи не существовало никаких запахов. Только колючий холод, разрезанные светом жуткие тени на грязных стенах из серого камня и красного кирпича.

      Уже давно наступила зима, январь медленно полз по городу затяжными снегопадами, гудел студёными ветрами, а я постоянно забывала дома перчатки. Вдыхая обжигающий мороз, я почти не сомневалась, что лёгкие скоро заледенеют и раскрошатся. Сжимала немеющие пальцы, прятала в растянутые рукава куртки с искусственным мехом.

      В тот вечер я особенно спешила домой. Меня гнало какое-то едкое ощущение неотвратимой опасности, которая вот-вот должна кинуться следом, как беспощадный охотник. Невидимый капкан мог захлопнуться в любой момент. Я рухнула на сидение автобуса, раздирала горло в попытке отдышаться и смотрела, как дрожали облепленные снегом замёрзшие стёкла. Спокойнее не стало. Вскоре салон заполнился людьми. По плотным одеждам, превратившим их в бесформенные фигуры, стекали капли растаявшего снега. На покрасневших лицах, в ломаных линиях морщин отражались вмятины истраченной жизни. Жизни-привычки. Жизни-ловушки. Несколько раз в сутки автобус становился временным пристанищем этих печальных людей, прозябающих на окраине, на отшибе собственного существования. Тогда я едва не задохнулась от прилива горячего презрения к самой себе. Не закончила обучение, растоптала мечту, чуть не погрязла в сетях тёмного дна, как бесцельно бредущая по подворотням алкоголичка. И с таким неутешительным багажом мне хватало смелости и наглости полагать, будто я лучше запрограммированного на выживание стада с заглушёнными амбициями? Я, ребёнок нелепой случайности. Было страшно признать, что в тот момент мы все были беспощадно одинаковы.

      Сердце замирало всякий раз, когда автобус останавливался, и двери с щелчком раскрывались. Это рокочущее существо из металла с брюхом, набитым горстями измотанных рабочих, не вызывало чувство безопасности. Я выглядывала из-за месива чужих курток, высматривала таинственного охотника, свирепую ищейку, и молила водителя, чтобы он скорее ехал дальше. Но через полчаса автобус застрял в пёстром ряду машин: кто-то сказал, что неподалёку произошла авария, продолжать движение невозможно, нужно ждать. Поднявшийся шум нарастал волнами, только множил тревогу. Ощущение надвигавшейся катастрофы разгоралось и душило. Казалось, начиная с того вечера, к душе стало заново прирастать всё, что я когда-то смогла стереть в порошок.

      Страх заскрёб под рёбрами. Я вскочила, начала толкаться, пробираться к двери и жутким криком требовала выпустить меня. Вывалилась на дорогу, подобрала расстёгнутую сумку, сунула обратно выпавший кошелёк и кинулась бежать против морозных порывов