Ф. А. Абрамов. Сборник. Федор Абрамов

размалеванные в черные полосы.

      Но голоса своего «Курьер» за войну не потерял. Пронзительно, молодо закричал он, подходя к берегу. Будто весенний гром прокатился над головами людей. И как тут было удержаться от слезы! В войну помогал, можно сказать, жить помогал «Курьер» вот этим самым своим гудком. Бывало, в самые черные дни как заорет, как раскатит свои зыки да рыки под деревней – сразу посветлеет вокруг.

      Варвара Иняхина с молодыми бабенками, едва приткнулся пароход к берегу, вцепилась в старика капитана, единственного мужчину на пароходе:

      – Чего мужиков-то не везешь? Разве не было тебе наказа?

      – Смотри, в другой раз порожняком придешь – самого оставим.

      – Ха-ха-ха! А чего с ним делать-то?

      Тут кто-то крикнул:

      – А вон-то, вон-то! Еще один пароход!

      Пароход этот – плот с сеном – плыл сверху. Круто, как щепку, вертело его на излучине повыше деревни, и два человека, навалившись на гребь – длинную жердь с лопастью, вделанною в крестовину, – отчаянно выгребали к пекашинскому берегу.

      – Да ведь это, никак, наши, – сказала Варвара. – Кабыть, Мишка с Егоршей.

      – Его, его – Мишкина шапка. Вишь, как лиса красная.

      – Это они с Ручьев, из лесу едут.

      Бабы заволновались. Пристать к пекашинскому берегу в половодье можно только в одном месте – у глиняного отлогого спуска, там, где сейчас стоял «Курьер».

      – Отваливай! – разноголосо закричали они капитану. – Не видишь разве, люди к нам попадают.

      – Отваливай, отваливай! Поимей совесть.

      И капитан, чертыхаясь, уступил – отдал команду сниматься.

      Плот с сеном впритык, под самым боком прошел у разворачивающегося парохода.

2

      Пряслинский дом с реки не виден – амбар да подклет[31] с разросшейся черемухой спереди, – и Михаил увидел свой дом, когда уже поднялся с возом в гору.

      Изба была новая, с пестрыми стенами.

      Клали избу прошлой осенью, перед самым его отъездом в лес. Клали второпях, из старья – новых бревен хватило только на верх и низ, и вот получилась хоромина военного образца: один угол увело в сторону, другой сел, когда еще не набрали крышу. А в общем, тепло в стенах держалось, и Пряслины, намерзнувшись в старой развалюхе, нахвалиться не могли новой избой.

      Засмотревшись на красный флажок, вывешенный на углу избы, Михаил и не заметил, как лошадь поравнялась с окошками.

      – Тпру-у-у! – закричал он и кинулся догонять воз. Но еще раньше, чем он подоспел к лошади, ее перехватила мать.

      – Вернулся! А мы ждем-ждем – все заждались. Мне бабы сказали, что Михаил у вас с сеном, – дак уж я рада.

      Приподняв кверху худое, обветренное лицо, Анна старалась заглянуть сыну в глаза, но взгляд Михаила скользил поверх ее головы. И она, виновато посмотрев на разобранную изгородь спереди заулка, сказала:

      – На той неделе это. Навоз возили.

      – А с задворков подъехать не могли? Там через воротца хоть на тройке скачи.

      – Да уж так получилось.

31

Подклет – бревенчатая надстройка над погребом.