Ф. А. Абрамов. Сборник. Федор Абрамов

в слова.

      А Варвара, охваченная неожиданным порывом раскаяния, начала еще больше чернить себя:

      – Все это я, бесстыжая, подстроила… Он на меня и глядеть-то не хотел…

      Через час конь Анфисы, тяжело поводя боками, остановился у дома Марины-стрелехи.

      Старуха сидела на крыльце и жалобно всхлипывала.

      – Уехал? – упавшим голосом спросила Анфиса.

      – Уехал, уехал, родимый… – Но, разглядев, кто перед ней стоит, Марина вдруг ожесточилась: – Нет, тебя дожидается! Срамница! Человек на войну уезжает, а она… Председатель!.. Бога не боишься, хоть людей бы постыдилась… Ох, пусто у меня в домике стало… – запричитала снова Марина.

      Резким порывом ветра сдунуло с коленей старухи какую-то бумажку. Анфиса на лету подхватила ее. Она сердцем угадала, что это была за бумажка.

      «Анфиса, родная моя! Я не хочу говорить на прощанье о том, что произошло между нами. Вся эта чепуха с Варварой у тебя скоро пройдет, и ты, пожалуйста, не мучай себя, не расстраивайся… А если со мной что-нибудь случится, прошу тебя – позаботься о моем сыне. Ведь у меня дороже его да тебя нет никого на свете…»

      Анфиса как подкошенная опустилась на ступеньку крыльца и, прижимая письмо к лицу, зарыдала.

      – Что! Пробрало, видно? Совесть заговорила?

      Анфиса подняла на старуху мокрое, заплаканное лицо:

      – Ох, Марина, Марина, ничего-то ты не понимаешь. Ведь я его… Ох, люблю… больше жизни люблю…

      – Во те страсти какие… – с изумлением прошептала старуха. – То-то он, родимой, сегодня ровно не в себе: Анфиса да Анфиса… Дак чего ревешь, дуреха? – вдруг закричала Марина. – Скачи скорей! Может, на перевозе перехватишь. Он к Фролову собирался зайти…

      Марина сама помогла ей сесть на коня.

      Быстро набегали сумерки. Крепчал ветер. Анфиса, прижавшись к гриве, изо всех сил нахлестывала коня.

      Поля… луг… перевоз…

      Разлетевшегося коня с трудом осадила у самой воды. Спрыгнула на мокрый песок. Холодная волна окатила ее с ног до головы.

      На том берегу от лодки в угор поднимались два человека. Лукашин и перевозчик.

      – А-э-э-э! – закричала Анфиса.

      Ветер отбрасывал голос назад.

      Лукашин подал руку перевозчику и зашагал к лесу.

      – Родьку… Родьку присылай!.. – в отчаянии закричала Анфиса, приподнимаясь на носки.

      «Что же это я? Какой же Родька на войне?» – подумала она, но из груди ее опять вырвался тот же самый крик:

      – Родьку, Родьку присылай…

      Лукашин остановился. У нее замерло сердце. Мелькнул огонек, полетели искры по ветру… Еще мгновение, и он растаял в лесу…

      Она стояла на берегу, вся мокрая, с растрепанными волосами, и неотрывно глядела на то место, где скрылся Лукашин. Конь, вздрагивая всем телом, осторожно перебирал своими теплыми губами по ее плечам, шее…

      А по реке с тяжелым грохотом и стоном перекатывались черные с белью волны…

      1958

      Книга вторая

      Две зимы и три лета

      Часть первая

      Глава