Ф. А. Абрамов. Сборник. Федор Абрамов

Я еще ребенком был, помню, его попом называли.

      – По глупости.

      – А за что же тогда его пятнадцать лет катали в лагерях, ежели он не поп?

      – Потому что осел на двух копытах. Ему в сельсовете ясно было сказано: брось, говорят, Евсей, всю эту музыку. Не мути народ. Новую жизнь строим, и все протчее… А он, пень упрямый, свое. Ну и гуляй до лагерей. А чего еще с ним цацкаться, раз он русского языка не понимает?

      – Хм… – сказал недоверчиво Михаил. – А откуда ты все знаешь? Ты ведь у нас в ту пору не жил.

      – Чего знаю? Это что его в лагеря-то закатали из-за своей дурости? Да уж знаю… – Егорша поплескал в лицо водой из ушата и убежденно сказал: – Нет, это не поп. Такой же Ванек пекашинский, как все протчие. Только мозга еще больше набекрень. Нет, вот я был в прошлом году в Архангельске – это вот да, поп. Идет по улице, сарафан черный до пят – рясой называется. Я еще сперва подумал: баба. Нет, говорят, поп…

      Михаил, приспосабливая к короткому полку свои длинные ноги, попросил.

      – Плесни маленько.

      Каменка загрохотала, как пушка. Сухой, каленый жар придавил Егоршу к полу.

      – Между протчим, – заговорил он немного погодя снизу, – религия эта много денег на войну собирала.

      – Подбрось еще ковшик! – оборвал его Михаил. Он терпеть не мог, когда Егорша начинал говорить с ним вот этим поучающим тоном.

      – Ну ты и зверь! Скоро, как мой дедко, в рукавицах хвостаться будешь.

      – Давай, давай.

      – Да мне-то что – жалко? Вода еще не по карточкам. – Егорша зачерпнул из ушата, отступил, пригибаясь, в сторону. – Господи благослови…

      Когда немного спала жара, он ползком стал пробираться к дверям.

      – Ну тебя к лешему! Я еще не грешник, чтобы в таком жару жариться. Пошел на водные процедуры. Идешь?

      – Говорю, у меня простуда.

      Михаил повернулся на бок, прошелся веником по спине, потом, упершись ногами в каленые потолочины, еще раз похлестал колени (с осени сорок второго года, с той самой поры, как он пошел в лес, поскрипывает у него в коленях) и наконец, совершенно обессиленный, выпустил из рук обтрепавшийся веник.

      С улицы донесся женский визг, хохот – не иначе как Егорша на кого-то напоролся нагишом, – затем немного погодя за стеной у болота раздался всплеск воды – Егорша нырнул в озерину.

      Михаил поспешно слез с полка, кинул жару.

      – Ух, ух! – с суматошным криком ворвался в баню Егорша. – Вот теперь и нам подавай градусов.

      Щелкая зубами, он с ходу вскочил на полок, замолотил ногами.

      – Веник дать?

      – Нет, нет, ну его к дьяволу! Не люблю.

      – Ты чего это там разорялся? – спросил Михаил, устраиваясь для мытья на чурачок против оконца.

      Егорша захохотал:

      – Варвару шуганул. Я это выбежал из сенцев, а она воду черпает. Ну и ах, ох! Да… Вот товар залежался. Не знаю только, с какого боку подобраться.

      – Че-го-о?

      – Не знаю, говорю, какую тактику применить. Бабы, они как лошадь: у каждой свой норов.

      – Дурак! Она на сколько тебя старше? Мы сосунки против ей.

      – Ты