Деревянное яблоко свободы. Владимир Войнович

муфточки.

      – Прощайте, – сказал я и, поцеловав руку, задержал ее в своей.

      – Долгое прощание, – лишние слезы, – по своему обыкновению хмуро заметил отец и, оттеснив дочь, подошел ко мне. – Прощай, мой друг, – сказал он неожиданно на «ты». – Поклон и благодарность твоему батюшке, а ежели случится по надобности или без надобности проезжать мимо нашего захолустья, милости просим, всегда будем рады.

      С этими словами он нырнул вслед за дочерью в кибитку и запахнул полог, больше не оглянувшись.

      – Трогай! – донесся до меня его сиплый голос.

      Ямщик разобрал вожжи, гикнул, и лошади с места рванули рысью.

      Признаюсь, мне было грустно смотреть им вслед. Но, вернувшись в дом, я почувствовал облегчение.

      В прихожей стоял Семен. По его виду я сразу понял, что он чем-то не то удивлен, не то взволнован и хочет поделиться со мной, но, видимо, не решается.

      – Ты что, Семен? – спросил я.

      – Да нет, я вообще-то ничего, – сказал он. – Я только хотел сказать, что Федька целковый-то мне отдал.

      – Неужели? – удивился я.

      – Вот тебе крест святой, – перекрестился Семен и посмотрел на меня с видом победителя.

      – А, – понял я его радость. – Ты хочешь сказать, что божья воля проявилась!

      – А то как же, – кивнул головой Семен.

      – Ну, стало быть, заработал где или украл, – сказал я. – Может, отдал просто по совести и без всякой господней воли.

      – Нет уж, барин, – покачал головой Семен, – так он не отдал бы. Уж я этого Федьку знаю.

      На третий день Рождества я к девяти часам утра был обязан повесткою явиться в здание Дворянского собрания, где прибывший из Петербурга сенатор должен был ознакомить нас с задачами нового суда.

      После заседания я встретил в коридоре Костю Баулина, который, как оказалось, давно приехал и дожидался меня. Костя сказал мне, что труп Правоторова эксгумирован и теперь находится в помещении анатомического театра, где я и могу произвести обследование вместе с медицинскими экспертами.

      – Ну что, – спросил я по дороге. – Нашел что-нибудь интересное?

      – Кажется, – усмехнулся Костя.

      – Что именно?

      – Приедешь – увидишь.

      Анатомический театр представлял собой довольно большую залу с окнами, закрашенными до половины белой краской, на которой какие-то любители заборной литературы из студентов нацарапали свои имена и всяческие изречения. Посреди залы и у стен стояло несколько столов с тяжелыми мраморными крышками. На столах лежали трупы людей, обезображенные смертью и скальпелем студентов. Костя подвел меня к столу, на который я сначала не обратил никакого внимания. Там лежал скелет с налипшими на нем остатками разложившихся мяса и кожи.

      – Вон он, твой извозчик Правоторов, – сказал Костя.

      Со смешанным чувством грусти и омерзения смотрел я на эти жалкие останки.

      – Что-нибудь видишь? – спросил Костя.

      – Ничего интересного, – буркнул я.

      – Следователю надо быть наблюдательней.