Жизнь насекомых. Виктор Пелевин

кончилась, и все трое пошли по набережной. Сэм уже передвигался сам, слегка пошатываясь и поправляя очки, на одном из стекол которых успела появиться трещина.

      – Сэм, вы в порядке? – спросил Арнольд.

      – Кажется, да, – слабым голосом ответил Сэм.

      – Идти сами можете?

      – Господа, – сказал Сэм, – прошу меня извинить. Я в ужасе от своего поведения.

      – Ерунда какая, – весело сказал Арнольд. – Подумаешь. Мы уж и забыли все.

      – Говорил я, – влез Артур, – отдохнуть надо сначала.

      – Я извиняюсь, – сказал Сэм, – а где мой портфель?

      Арнольд огляделся по сторонам. Кейса нигде не было видно.

      – Вот незадача. А что у вас там? Что-нибудь ценное?

      – Ничего особенного. Материалы для консервации. Видеокамера. Но как теперь пробы брать?

      – Ясно, – сказал Арнольд, – вы его там и забыли. Сейчас вернемся… Ну хорошо, хорошо, Сэм. Понимаю. Я лично слетаю и все выясню.

      – Но какой шквал эмоций, – проговорил Сэм, – какой водопад чувств! Поверите, меня чуть не смело.

      Артур с Арнольдом бережно усадили худенькое дрожащее тело на лавку и устроились по бокам. Сэм мелко дрожал.

      – Успокойтесь, Сэм, – по-матерински зашептал Арнольд, – видите, как вокруг хорошо и тихо. Вон чайки летают, девушки ходят. Вон кораблик плывет. Красота какая, а?

      Сэм поднял глаза. Сквозь туман по бетонным плитам набережной уже брели первые утренние отдыхающие. Со стороны столовой долетели два голоса: детский, что-то неразборчиво спросивший, и авторитетный басок, так же неразборчиво что-то ответивший.

      Из тумана появился невысокий усатый мужчина в спортивном костюме. Следом плелся мальчик с наполненной чем-то тяжелым пляжной сумкой в руке. Он догнал мужчину и пошел рядом, косясь на Сэма и его спутников. На ногах у мальчика были синие вьетнамки, и он шаркал левой ногой, потому что одна из резиновых тесемок была порвана.

      2. Инициация

      – Папа, видел, какие странные дяди? – сказал мальчик, когда лавка осталась позади.

      Отец сплюнул на дорогу.

      – Пьянь, – сказал он. – Будешь себя так вести, тоже вроде них вырастешь.

      Откуда-то в его руках появился кусок слежавшегося навоза. Он кинул его сыну, и мальчик еле успел подставить руки. Из отцовских слов было не очень ясно, как надо или не надо себя вести, чтобы вырасти таким, как эти дяди, но едва в ладони шлепнулся теплый навоз, все стало понятно, и мальчик молча опустил папин подарок в сумку.

      Из тумана выплыла длинная и узкая палатка, похожая на стоящий на боку спичечный коробок. Внутри за разноцветными сигаретными пачками, парфюмерными флаконами и позорными кооперативными штанами скучала продавщица. За ее спиной дымилось замызганное стекло гриль-машины, в которой жарились белые равнодушные куры. На стене палатки висел динамик, из которого рывками вылетала музыка, словно ее сквозь черную пластмассовую сетку прокачивал невидимый велосипедный насос.

      – Простите, а где тут пляж? – спросил отец у продавщицы.

      Продавщица