Магические очки. Иван Штевен

забегала, расспрашивала; все люди в доме суетились, подавали мне припарки и разные средства, какие могли придумать. Я с нетерпением ожидал Якова, забывая чувствуемую боль, бегал к часам и к окошку.

      – Антонушка, ложись в постелю, – сказала матушка. – Посмотри, ты сам на себя не походишь, похудел.

      – Это незаметно, – возразил отец; – он, слава Богу, довольно плотен, а захворал небось от шалостей; да, от шалостей своих – они стоят мне много денег.

      – Прекрасно! Вот нежный родитель! Худо, если отцы любят деньги больше детей!

      – Да! И плохо, если родные матушки балуют их!

      Слово за слово, и любезные родители поссорились не на шутку; к счастью, приказчик уведомил, что на площадке большой пригон быков; рогатые животные переменили материю, последовало перемирие, супруги обнялись, поцеловали меня. Отец пошел на торговое место, а матушка осталась свободно любоваться мною.

      Вот явился и посланник; он подал мне записку. Ах! какую записку! Ее писала Саша: в улице Де… в доме под № 421-м. «Антоний! Спеши утереть мои слезы!» – Я поцеловал бумажку.

      – Спасибо, Яков! Вот тебе на водку!

      – Что это, Антонушка? – удивилась мама. – Ты целуешь письмо? А ну-ка покажи…

      – Нельзя, матушка! Вы не поймете: это задача самая трудная; но теперь она решена. Прощайте! – Я взял шляпу и пoбежaл из дому.

      Старушка, дожидавшаяся у ворот, на вопрос, где живёт тетка Параши? – отвечала: – Пожалуйте, барин! Я жду вас! Марья Лексевна. Девушка ваша плачет!..

      – Плачет? Ах, поспешим к ней!

      В минуту Саша очутилась в моих объятиях.

      – Ах, Антоний, я начинала думать, что ты не придёшь! Оставил меня!

      – Несправедливая, можно ли так говорить? Я летел к тебе, несмотря на жестокую боль от ударов проклятого Тумакова!

      – Антоний! Какая ночь! Не могу вспомнить без ужаса. Если б ты знал, что я чувствовала, когда пришли доктора? Я чуть было не изменила тайне, хотела бежать к тебе… Параша меня удержала; все суетились, кричали о твоей болезни; одна лишь я не могла видеть и ухаживать за тобой.

      – Милая, несравненная девица! Несколько часов горести я заменю годами верной любви!

      Саша обнимала меня, целовала, смеялась и плакала как ребенок. Первые восторги прошли, и старушка, тётка услужливой Параши, приступила к нам.

      – Племянница моя привела ко мне барышню, уверила, что вы люди добрые, честные, ищете квартиры; я отдаю в наём одну комнату, чистую, покойную, окнами на улицу, только с уговором: жить смирно – я пуще глаза берегу доброе имя.

      – Разумеется, милая старушка! Покажи мне горницу. – Я осмотрел и остался доволен. – О цене условимся после; теперь сделаем самое необходимое: вот тебе деньги; сходи на рынок, купи кровать, подушки, тюфяк и одеяло. Еще рано, ты успеешь; остальную мебель купим после.

      Тётка Марья взяла деньги и смиренно пустилась за покупкой.

      Я остался один с Сашей; часы летели, казались минутами; приход князя с Лестовым прервал нашу беседу.

      – Здравствуй, Антоний! Мы спешили поздравить тебя с новосельем,