Магические очки. Иван Штевен

господа! Рассудите, может ли это статься? Как мне с ним сладить: он ростом с сажень – пересилит быка, а я…

      – Нет, приятель, мал золотник, да дорог…

      – Мои свидетели господа: они видели, что мы оба стояли…

      – Неправда! неправда! – закричали мы. – Дворник лежал, а ты сидел на нём верхом, душил; на силу вырвали…

      – Ах! Господи, Боже мой! Вы, кажется, все люди молодые, благородные, а говорите наоборот.

      – Что тут за рассказы? Он – вор, – сказал решительно Яков. – Прикажите, сударь, обыскать?

      Г-н Шарон изъявил согласие; мы принялись за обыск, прежде в кармане сюртука, потом в жилете, и когда стали расстёгивать фрак, записка выпала на землю.

      – Что это за грамотка? – сказал дворник с простосердечным лицом. – Прочитайте, сударь, – и подал адвокату.

      Можно вообразить, какие рожи строил бедный старик, читая записку. Ревность, стыд, бешенство, овладели им; исступлёнными глазами он смотрел на пришельца, а я, будто не замечая, стал расспрашивать:

      – Скажи, друг мой, чей ты человек?

      – Я, сударь? Я – человек свободный.

      – Разумеется; но ты, верно, кем-то послан к кому-нибудь из воспитанников?

      – Нет, сударь, меня никто не посылал.

      – Никто? – закричал адвокат, – никто? Разбойник! А Шедоний?

      При имени Шедония человек испугался еще более, поспешил извернуться и сказал:

      – Точно, сударь, я знаю Шедония.

      – Знаешь? Вполне. Зачем ты им послан?

      – Он послал… как бы сказать… он велел мне познакомиться с Яковом.

      – Спасибо! Этаким приятелем наградил меня Господь! Нет, брат! Я не того лесу кочерга: чей хлеб-соль ем, за тех и стою; хозяина не продам. Пусть меня выгонят! Вспомянут Якова!

      – А записка? – вскричал адвокат.

      – Какая, сударь, записка?

      – Вот эта? Разве ты ослеп?

      – Воля ваша, сударь, записки не было.

      – А это что?

      – Это, сударь, записка.

      – Записка к моей жене?

      – Супруге вашей я записки не приносил.

      – Я убью тебя! Что ж, тут? Ну, отвечай?

      – Ничего, сударь; он только приказал кланяться.

      – Кланяться? Кому?

      – Якову, сударь!

      – Эге! Как же он стал учтив! Присылает мне поклоны.

      – Яков, души бездельника, пока не скажет правды! Я хочу знать все подробности. Сказывай, часто ль носил письма? Получал ли ответы? Когда было свидание?

      – Ах, дворник душит меня! Пустите! Скажу всю правду – писем я не носил, а кланяться приказано Якову и вашей супруге, если увижу ее.

      Тут г-н Ларез (муж Туанеты) от сильного чувства стал приходить в изнеможение. – Дети! Пощадите меня, – говорил он тихо со слезами, – Дети! Мой родственник вырастил вас! Скройте стыд мой! Проводите в комнату. А ты, верный, добрый Яков, свяжи крепче злодея, не выпускай; я опомнюсь и подумаю, что делать.

      Мы повели адвоката и при всем торжестве не могли равнодушно смотреть на горе бедного старика. Туанета не знала о происшествии на дворе; к ней пришла гостья; увидев мужа в расстроенном положении, испугалась, она