Тень Гегемона. Театр теней (сборник). Орсон Скотт Кард

дверь.

      – Дискуссия окончена, – объявил психиатр. – Можешь заткнуться.

      – Так вы заканчиваете сеансы с пациентами?

      – Я тебе не говорил, что я психиатр.

      – Вы учились на психиатра, – сказала Петра. – И потом какое-то время работали, потому что нормальные люди не говорят как психиатры, пытаясь успокоить перепуганного ребенка. А то, что вы полезли в политику и сменили профессию, не значит, что вы вышли из числа тех твердолобых, что ходят в школу шарлатанов и думают, что они ученые.

      Этот человек еле сдерживал ярость. Петра даже сладко задрожала от пробежавшего страха. Он сейчас даст ей пощечину? Вряд ли. Скорее он прибегнет к единственному своему неисчерпаемому ресурсу – профессиональной надменности.

      – Профаны обычно смеются над науками, которых не понимают, – сказал психиатр.

      – Именно это, – согласилась Петра, – я и хочу сказать. Там, где дело идет о военной операции, вы новичок. Профан. Дубина. А я – специалист. А вы слишком глупы, чтобы хоть сейчас меня послушать.

      – Все идет гладко, – сказал психиатр. – А тебе будет очень неловко, когда будешь извиняться и благодарить меня, садясь на самолет в Армению.

      Петра напряженно улыбнулась:

      – Вы же даже не заглянули в кабину и не проверили, что водитель тот самый.

      – Кто-нибудь заметил бы, если бы водителя подменили, – сказал психиатр, но Петра почувствовала, что наконец-то вызвала у него беспокойство.

      – Ах, я забыла, мы доверяем товарищам по заговору, они увидят все и ничего не упустят – потому что они-то не психиатры!

      – Я психолог! – не выдержал он.

      – Ой-ой-ой! – сочувственно произнесла Петра. – Это, наверное, очень неприятно – признаться в собственной полуобразованности?

      Психолог отвернулся. Как психиатры в подготовительной школе называли такое поведение? Уклонение? Или отрицание? Петра готова была уже спросить, но решила оставить так.

      А еще говорят, что она несдержанна на язык.

      Но то, что она сказала, явно оказывало свое действие на этого человека, не давало покоя. И он через некоторое время встал, подошел к передней стенке и открыл дверь между фургоном и кабиной.

      Выстрел прогремел в замкнутом пространстве оглушительно, и психиатр-психолог опрокинулся навзничь. Мозг и острые осколки кости расплескались по лицу и рукам Петры. Человек напротив полез за оружием, но поймал две пули и свалился мертвым, не успев до него дотянуться.

      Дверь открылась настежь, за ней стоял Ахилл с пистолетом в руке. Он что-то сказал.

      – Я тебя не слышу, – ответила Петра. – Я даже собственного голоса не слышу.

      Ахилл пожал плечами, заговорил громче, четче артикулируя слова. Петра не стала на него смотреть.

      – Не собираюсь я тебя слушать, пока я вся перемазана кровью.

      Ахилл отложил пистолет – так, чтобы она не дотянулась, – и снял рубашку. Он протянул рубашку Петре, но та не взяла,