Пластуны. Золото Плевны. Золото Сербии. Николай Зайцев

но пока беспамятного поручика тащил, немало клочков на колючках оставил.

      Один я бы ушел через турецкие позиции к другому проходу. С целым поручиком это было бы трудно, а с попятнанным…

      Есть один путь, даже не путь, а так, тропинка – опередить горцев.

      Трескотня выстрелов прервала тягучие мысли, снимая наваждение. Прислушался, хмурясь. Загомонили турецкие часовые, перекликаясь. Засвистел офицерский свисток. Еще несколько раз вспыхивали отчаянные волны выстрелов. Звуки боя, искаженные эхом, не позволяли понять картину боя, оставалось только догадываться. Черкесы ждали вылазки, но наши, видно, к этому были готовы. Никифоров выделил на подмогу донцов.

      Похоже, не сшибли черкесов. Кто мог помочь, остался под выстрелами или отошел. А может, хлопцы и не случайно устроили такой кавардак, давая понять, что не смогут забрать и нет возможности подойти близко к схрону.

      Понял, что домой хода нет. Но и нам не отсидеться. Тишина ночи вернулась не скоро, хотя нам это на руку. Успокаивались часовые. Скрипела изредка арба большими колесами, да покрикивал на быков на болгарском погонщик, заставляя шевелиться и передвигаться вислоухую неповоротливую скотину. Сверху две тени неторопливо носили черные кули к арбе. Трупы забирают. Ислам требует хоронить погибших мусульман в день гибели.

      Тени носильщиков изредка ругались по-болгарски.

      План созрел моментально. Ящерицей заскользил в темноту…

      Я почувствовал, что нет рядом казака. Хотел глаза открыть, да сил не было.

      Микола забрал меня в ад. Унес вихрем. Нещадно трясло. Значит, не обманывали дьяконы. Жарят черти на сковородках грешников. Еще как жарят. Я вон как пляшу и горю. Запах крови, требухи, пороха преследовал во время падения, и сейчас заполнял он все легкие густым смрадом. Спина горела огнем, видно, еще и за крюк подвесили. Открыл очи и сразу прикрыл. Укутан в башлык по глаза, а прямо в узкую щель смотрит на меня открытый глаз мертвяка. Равнодушно и безразлично. Навалился. Давит. Не продохнуть.

      За что ты так со мной, Микола? Где грешен? В чем вина?

      – Микола… – мычал я, – Микола…

      Звук тонул, теряясь в тяжелых складках материи.

      Тонул и я.

      6. Пароль Тодор

      – А большие здесь водятся? – кричит младший брат. Гимназист он еще, и уши торчком и нос заострен. Формируется подросток в юношу. – Вань! Ваня! Ну чего ты молчишь? Большие рыбы здесь водятся?

      Думал, на пруду мы с братом в камышах стоим, рыбу ловим. Ан нет.

      Темнота стала проясняться, сереть, наполняться линиями и углами, и наконец у картины появилась четкость: парадная лестница – мраморные ступени укрыты красным ковром; огромное зеркало в тяжелом бронзовом окладе; вышколенный Прохор – не слуга, а князь – кивает и усмехается. На пальцах перстни, на шее заколка с крупным камнем. Отблеск света от камня резанул по глазам, погрузил в темноту.

      Картинки закружились, невидимая колода захрустела, тасуя карты, перемешивая.

      – Скидывайте карты!

      – Делайте