Пластуны. Золото Плевны. Золото Сербии. Николай Зайцев

места хватило.

      Кресало высекло искру из кремня, а круги в голове окрасились в изумрудные цвета.

      Еще удар. Факел загорелся. Пропитанные маслом тряпки трещали, коптили, но дым моментально всасывался в трещину в скале. Собственно укрытие наше и было трещиной, только с небольшой, почти ровной площадкой. Лечь рядом можно было только тесно прижавшись друг к другу.

      Пристроив факел, казак занялся моим телом.

      – Сидай, – приказал он буднично.

      – Не могу, – признался я в своей слабости, хоть и стыдно было.

      – Зараз допоможу. Ось так. Тихо, тихо. Не хились. Тут каменюка кругом голый, расшибешься.

      – Мало я на спуске бился, осталось еще здесь добавить для полного счастья.

      – Тю, поручик, – протянул казак, – да когда о камни бьешься, только сильнее становишься. Не знал?

      Откуда у него силы шутить? Тут бы вздохнуть лишний раз.

      Осторожно размотав башлык до конца, казак отодрал в нескольких местах с треском от засохшей крови. Осмотрел лицо. Покачал головой. Вытащил несколько колючек:

      – Видели бы вы сейчас свою… э… joli minois.

      – Я вашу вижу. Вся колючками исполосована. Почему по-французски? Давай по-тарабайски. Так, чтоб меня проняло.

      – Тарабайский, вот граф, придумал же название, – хмыкнул пластун. – На родном языке слишком грубо для графа, а на русском не могу подобрать.

      – Милая мордашка, – я вздохнул. – Кому рассказать, что пластун легче объясняется на французском, чем на русском – не поверят.

      – Нехай не верят. Мне с ними что? Детей крестить? Как бы не наподдал на дорогу, чтоб быстрее мимо шагали! Граф!

      – Ну что еще? Нет больше носа? Или глаз вытек? Не томи.

      – Да будет тебе! Симпатичным шрамом обзавелся, поручик. Через всю щеку. Очень удачно. Нос, глаз и ухо целы. Стянуть бы, да нечем. Везунчик ты, граф.

      – Ага. Очень. Я даже в полку по джигитовке[30] всегда третьи места занимаю. Редко вторые. А ты говоришь – везучий.

      – Так я научу тебя на лошади скакать. Это же легко. Дай только выберемся. А поле соянышника[31] найдем, так и рубить научу.

      Казак поддел папаху на затылке и осторожно снял. Я готовился к страшному, но круги в голове как-то поблекли, а Микола рассмеялся.

      – Надо же, тебя, наверное, Бог в макушку при рождении поцеловал. Пуля либо рикошетная, але бочком толкнула. Гулю тебе зробыла с детский кулак.

      – Чего ж голова так болит. Мир вертится вокруг. Может, действительно Божий поцелуй был, да я не заметил?

      – А как ты думал? Чего хотел? Тебя ж как поездом торкнуло. Мы как-то в гимназии считали силу удара пули. Все одно как паровозом при скорости в тридцать верст. А если б наша пуля дум-дум, с крестом, тебя нашла, так бы не отделался. Не журысь, к утру боль пройдет.

      – Микола, мне еще в спину, попало, когда ты меня на плечах тащил.

      – Ну? Давай раздеваться потихоньку.

      – Сам-то цел?

      – Бог милостив.

      Мы дружно перекрестились. Только я ойкнул.

      После нескольких минут Колиного кряхтения и моих стонов

30

Джигитовка – скачка на лошади, во время которой наездник выполняет гимнастические и акробатические трюки, военно-прикладной вид конного спорта.

31

Соянышник – подсолнух.