Мистификация дю грабли. Сергей Суров

игумен и запустил пальцы в бороду.

      – Ну, братья вроде, что буквицы нам новые придумали, очень схожие с греческими… – почесал свой худой кадык летописец и скосил глаза на пергамент.

      – Да? А какими раньше писали? – с подозрением взглянул на писца игумен и оперся кулаком в свой бок.

      – Похожими, глаголицей, а счас больно загогулистые… – взмахнул татарским калямом писец.

      – Так пиши прежними, – благосклонно кивнул игумен и опять зевнул.

      – Не можно… – вздохнул летописец и с грустью посмотрел на игумена.

      – Это почему ещё? – удивился ответу игумен и положил руку на плечо летописца.

      – Да-а-а… Так в прошлой неделе митрополит наказал писать новым письмом… – ответил писец тоном обиженного ребёнка.

      – Ну, если так, то ладно… Уж, больно умен владыка. И богоугоден… – согласился игумен. – Нам бы хоть толику его ума…

      – С календарем что делать? – обернулся к игумену писака. – Ох, и тягомотина грядет с ними.

      – А что такое? – хмыкнул игумен, подтягивая кожаный пояс на брюхе и подобрав кнут с пола.

      – Так по-старому, по-библейски, от сотворения мира считать или по-юлиански? – замер на мгновение писец, увидев кнут в руке игумена, и осторожно продолжил: – Да ещё новый тута объявился – григорианский!

      – А по какому архиерей счёт ведет? – нахмурился игумен.

      – Для себя – по-юлиански, а в письмах ко мне – от сотворения мира… Писец сообщал об этом, как о чём-то неприличном. – Но сплошная морока с пересчётом будет.

      – Смотри у меня! На хлеб и воду посажу, или на кол посажу! – тут игумен не сдержался и хлестнул писаря кнутом. – А не перечь отцам церкви, не перечь!

      Тот согнулся в три погибели от боли и вскрикнул:

      – Да я ж… Да я ж… Всю правду расскажу потомкам!

      – То-то же… – хмыкнул игумен, заворачивая хлыст кнута в кольцо.

      – Так а что делать-то со святым апостолом Андреем?

      – Как что? Правду пиши… – игумен положил кнут на лавку и потянулся спиной.

      – Какую, если он на Руси не был никогда? – взмолился летописец, поднимая левую руку, как бы защищаясь.

      – Что?! – изумился настоятель. – Что, я спрашиваю? – с этими словами он схватил летописца за волосья на его голове и несколько раз ударил с силой этой головой о доски стола.

      – Я всё понял, я всё понял. Я больше не буду… – захныкал, а потом заверещал летописец.

      – Вот, то-то. Проводи его от Понта Эвксинского до Киева. Оттуда пусти его до Новгорода Великого. Ну, а уж оттуда в Ладогу и до острова Валаама. Понял путь? Смотри у меня… – пригрозил пальцем иноку игумен и пригладил на груди крест.

      – Понял, понял, отец святый… – закивал писец, со страхом поглядывая на толстые кулаки игумена. – И что ж-то с календарями делать? Продолжать от сотворения мира писать или юлианский, или даже григорианский приторочить к буквицам?

      – Нет, точно на хлеб и воду посажу… – всплеснул руками игумен. – А то и вовсе сошлю в скит. Негоже нам, православным,