Улан Далай. Наталья Илишкина

в прощальном жесте. Провожающие начальники взяли под козырек. Протяжный свисток – и грянуло мощное «Боже, Царя храни!».

      Поезд громыхнул, отпуская тормоза, и стал набирать скорость. И вдруг, ломая строй, с плаца сорвались всадники и, пришпорив коней, помчались, нагоняя уходящий состав. За первыми самовольцами потянулась целая лава. Казаки свистели, привставали на стременах, размахивали кнутами; прижав к груди винтовки и шашки, а к ноге пики, откидывалась до земли то вправо, то влево, переворачивались задом наперед – словом, показали всю свою выучку в лучшем виде.

      – Вот так, поди, во всей Расее-матушке тока нашенские казаки и могуть, – протянул Мишка с гордостью. – Хана таперича япошкам. Айда, спрыснем это дело! У меня бутыль первача в соломе притырена.

      На следующий день, с трудом продрав глаза после Мишкиного угощения, Баатр попрощался с Бембе, и отправились они с Очиром домой. По дороге заехали в станичный хурул, отдали гелюнгу рубль, заказали охранительную молитву.

      Жена Баатра, получившая после свадьбы имя Альма, – счастливая, рожала за десять лет пять раз. Первенец Очир был после трех лет отдан на воспитание Бембе и его жене Байн, потом родились подряд две девочки, но ни одна не дожила до года, а после – Чагдар, ему теперь четыре. Берегла Альма второго мальчика, все ритуалы исполняла, все запреты соблюдала: пуповину хранила на алтаре, после заката малыша из дома не выносила, одевала в платье для девочек, талисман «бу» на шею повесила. А когда Чагдар ходить начал, привязала ему на пояс амулет из костей зайца и челюсти лисы – чтобы гремел при ходьбе, отпугивал злых духов. Очень пеклась Альма о сыне, а рожденную после него девочку не уберегла. Смерть девочки матери в вину никто не поставит. Но чтобы лучше выживали дети, надо одного мальчика из семьи в хурул на обучение пообещать. Вот если родится еще один сын, Баатр обещание исполнит.

      Неспокойно на душе у Баатра. Двумя женщинами управлять – морока. Младший брат при уходе старшего на войну должен заботиться о его жене – так предки повелели, в «Степном уложении» записано. А Байн… Ведет себя, будто белой кости, а сестра у нее в услужении. Альма и коров доит, и скот на выпас выгоняет, и кизяки собирает, и еду готовит – все одна. Хромает туда-сюда, а старшая сестра ее погоняет. Сама же Байн только перед алтарем сидит и бурханам молитвы возносит – детей себе испрашивает. Баатр хотел было даже выделиться из семейного хозяйства, перебраться в станицу и наняться в батраки. Но Альма уехать от своего первенца не захотела.

      Мог бы Бембе после семи лет бесплодного брака отвезти Байн обратно в родительскую семью, но не стал. Надо было бы тогда и кобылу, что получил в приданое, вернуть, а скотинка к тому времени уже издохла от сапа. Красивая, конечно, Байн, лицом светлая, румянец на скулах играет, тело родами не испорченное, работой не замученное. Глядя на нее, чувствовал Баатр, как встает у него плоть, и тогда старался быстрее уйти из семейной мазанки в кибитку, где ночевали они с Альмой, и ждал, когда жена закончит все вечерние хлопоты и придет к нему.

      Очир очень привязан к приемному отцу. С трех лет Бембе обучал Очира казацкому