За хутором Марьин тупик. Андрей Толкачев

– мой.

      – Нет, там руины. А деревня затоплена. Ни одной живой души, сорок с лишним лет уже.

      – Как ты, старик, остался?

      – Я сторож кладбища этой деревни, самый молодой из жителей, покинувших Вилариньо да Фурна перед потопом.

      – Но в моем доме женщина…

      – И женщины нет. Она умерла от тоски. Не дождалась своего мужа.

      – Я слышал чей-то разговор.

      – То была молитва. Люди уходят, а их молитвы остаются. Их слышат те, кому они были обращены.

      – Значит, муж ее услышал молитву?

      – Да, поэтому явился туда, где женщина читала молитвы «Pater noster», «Ave», «Confiteor».

      – Но я его не видел.

      – Потому что не было зеркала.

      – Я ее муж?

      – Да.

      – Я не узнал ее.

      – Она немного изменилась, пока ждала тебя. Ты уехал на заработки в город, и не вернулся.

      – Припоминаю, ходили слухи – деревню затопили, а где она жила потом?

      – Нигде. Она отказалась покидать дом, где ждала своего мужа. После затопления ее тело нашли и похоронили на деревенском кладбище, которое я охраняю.

      – Но как я…

      – Ты жил в Браге и был похоронен на одном из городских кладбищ, которое снесли под строительство, а все останки перевезли на кладбище деревни Вилариньо да Фурна. Тебя нашли ее молитвы.

Эпилог

      – Я понял, где мы встретимся.

      – Да, Бог услышал ее молитвы. Дороги у нас разные, но приводят на одно кладбище. Что отнято при жизни – сбудется после смерти. Ну прощай, призраки задают так много вопросов.

      Синее, синее дерево сливы

      …К ним тянемся,

      очнувшись ото сна,

      но руки вдруг о воздух ударяются —

      в нем выросла стеклянная стена!

(Е. Евтушенко)

      – Ну, давай, можешь выговориться! – выпалил я сыну.

      «Тебя все не терпят», – сказали глаза напротив: «Не терпят, не терпят…» – ну я уже понял, чего заладил, как заезженную пластинку.

      Я услышал голос, говорящий эти слова, но губы его в тот момент были неподвижны. Говорили глаза. Я попытался разгадать ребус «Глаза + голос + губы». Но тщетно. Тщетно, когда пятнадцатилетний подросток смотрит на тебя серыми глазами своей бабки, когда пятнадцатилетний подросток говорит ее фразу: которую он не мог слышать.

      Да! Смотрит тем взглядом, который часами, под сигаретный дым, ссутулившись слонялся под стенами кухни, коридора и дивана.

      – Вы ждете мою реакцию, – говорит мой собеседник. – Это не нужно делать, рассказывайте во всех подробностях.

      – «Тебя все не терпят». Фразу свою сын стал повторять как…, как псалмы, каждый день, как «Доброе утро!» и «Спокойной ночи!», повторял с фанатизмом религиозного адепта. Ему еще предстоял поворот головы в сторону, я ждал и уже чувствовал холодную волну от колебаний воздуха.

      Вот сейчас он опять повторит. Презрение бьет ключом. Ну, поверни голову! Скажи! Доставь мне «удовольствие».

      «Разговор глазами плюс насмешка», – ребус, хочешь, разгадывай – хочешь, нет. И взгляд, взгляд – газонокосилка ровно стрижет травку на территории моих мыслей и чувств.

      «Эти