Четыре пьесы. Комнатная девушка ■ Так уж случилось ■ Отель «Монплезир» ■ Логика сумасшедшего. Александр Жабский

Ах да! (встаёт). Бери, конечно. (Осматривает стол) Начать и кончить… Когда мы с этим разделаемся?

      Входит Алёна. Несёт кофе и ставит перед Илларией на стол.

      АЛЁНА. Я сделала без сахара. Если нужен, он где-то здесь на столе.

      ИЛЛАРИЯ. Нет-нет. Я давно без сахара пью. Спасибо, бабушка. (И без перехода) Ты Сидора любила?

      Рука у Алёны дрогнула, и она проливает немного кофе на блюдечко.

      АЛЁНА. Три недели. Ну, или дней 25 – это ближе к истине.

      Иллария выразительно на неё смотрит.

      АЛЁНА. Когда мы познакомились, я потеряла от него голову. Но он не делал никаких шагов, и любовь прошла. Хотя мы и потом проводили много времени вместе.

      ИЛЛАРИЯ. Днём?

      АЛЁНА. И ночью.

      Они молча сидят, глядя друг на друга. Иллария прихлёбывает кофе, её бабушка чистит мандаринку и потом её медленно ест, разобрав на мохнатые дольки.

      Наконец Алёна, доев, нарушает молчание.

      АЛЁНА. Несколько лет спустя я спросила его, почему он не сделал мне предложение.

      ИЛЛАРИЯ. Почему, да?

      АЛЁНА. Он ответил, что ему нечего мне предложить. Я спросила, а что же нужно предлагать, кроме руки и сердца.

      ИЛЛАРИЯ. Да, что?

      АЛЁНА. Сидор сказал, что у него нет ничего – ни кола, ни двора, ни денег, ни машины, ни дачи. А мужчина, мол, должен не добавлять женщине, с которой сходится, своих проблем, а убавлять их число.

      ИЛЛАРИЯ (задумчиво). Верно.

      АЛЁНА. Ещё как верно! Я, когда он это говорил, сочла, что он всё же немного рисуется, а на самом деле может я чем-то всё же его не устраивала. Но позже познакомилась в интернете с мужчиной – я уже на пенсию собиралась. Он был какой-то особо ценный буровик, разъезжал по стройкам на северах. Смешной такой… Звонил мне раз в неделю, справлялся о здоровье и всё наказывал блюсти себя.

      ИЛЛАРИЯ. Что, прямо так?

      АЛЁНА. Буквально. Я заверяла, а сама, естественно, продолжала встречаться с Сидором, поскольку ничего серьёзного от тех еженедельных звонков не ждала. И вот однажды он мне снова звонит – а он тогда в Воркуте бурил что-то – и типа радует: скоро совсем завершаю тут и приеду к тебе: будем вместе жить и работать. Я чуть не поперхнулась. Работать? Нет бы сказать, я на северах деньжищи сколотил – приеду, и станем вместе радоваться жизни. Так нет – работать! И это мне – почти пенсионерке. Вот тогда я и поняла до конца, как прав был Сидор.

      ИЛЛАРИЯ. Ты так о нём говоришь, что я уверена: и сейчас его любишь. Ты не ревновала его, кстати, ко мне?

      АЛЁНА. Люблю, конечно – но совершенно иначе: как родного человека, которого никем не заменишь, как можно заменить, разлюбив, мужчину. Поэтому моя потеря глубже твоей, хотя твоя, конечно же, больнее. Ревновала? Нет, не ревновала – именно по той самой причине. (Улыбается просветлённо) Ты допила? Знаешь, что – а отправляйся-ка ты домой.

      ИЛЛАРИЯ. А довести всё тут до ума?

      АЛЁНА. Я девочек сорганизую, как табуретки разнесут – и мы за полчаса наведём полный порядок. Тебе надо отдохнуть – ты столько пережила. Да и от этих стен надо начинать поскорее