Слово и дело. Книга 1. Царица престрашного зраку. Валентин Пикуль

со лба козырек, бросил его на стол. Левенвольде чуть ли не впервые увидел глаза Остермана – бесцветные, словно у младенца, покинувшего утробу, почти без ресниц.

      – Дитя мое, – тихо засмеялся Остерман. – О чем вы говорите? Разве в России могут быть партии? Русские люди – недоучки, и Петр Великий был прав, называя русский народ детьми.

      Левенвольде громко расхохотался:

      – Однако рубить головы своим «детям» – не слишком ли это строгое воспитание?

      – Это право монарха, – сухо возразил Остерман. – Да будет оно свято. И во веки веков… Аминь!

      Самое главное Левенвольде сказал уже от дверей:

      – А что, барон, если мой брат Густав снова приблизится к герцогине Анне Иоанновне?

      Остерман подумал, что фавор семейства Левенвольде, всегда ему близкого, гораздо выгоднее, нежели фавор какого-то захудалого Бирена.

      – А как отнесется к этому бедный малый Бирен?

      – Я думаю – он запищит и потеснится.

      – Что ж, – отвернулся Остерман, – я послушаю его писк…

* * *

      Запищали сразу оба – и сам Бирен и Карл Густав Левенвольде.

      Двух фаворитов отпихнул от герцогини барон Иоганн Альбрехт Корф – светский мужчина тридцати трех лет, нумизмат и библиоман, рыцарь курляндский… Бирен громко плакал, его горбатая Бенигна сгорбилась еще больше. Но Густав Левенвольде был нещепетилен и тут же сдружился с Корфом, как раньше сдружился с Биреном… Густав даже стал торопить события.

      – Открой погреб, Альбрехт, – посоветовал он, – и вели подать буженины… Как можно больше буженины! Самой жирной! Уверяю: если герцогиня устоит перед тобой, то никогда не устоит перед бужениной. Это ее любимейшее блюдо…

      Два друга-рыцаря предстали перед Анной и, скользя по паркетам, долго махали шляпами. Авессалом, старый шут герцогини, лаял из-под стола на них собакой.

      Анна Иоанновна потерла над шандалом большие красные руки:

      – Ну, Корф, если и буженина, то… едем!

      Печальный Бирен отозвал в уголок Левенвольде:

      – Дружище, куда вы увозите герцогиню?

      – Мы едем в Прекульн – на мызу Корфов…

      – О чем вы там? – крикнул от дверей Корф.

      – Бирен спрашивает меня, куда едет ея светлость с нами.

      – Его ли это дело? – ответил Корф нахально…

      На крыльце вьюга швырнула снегом в лица. Левенвольде прытко добежал до лошадей, сдернул с их спин тяжелые попоны.

      – А ты не сердишься на меня, Густав? – вдруг спросил Корф, когда лошади тронули возок через сугробы.

      – За что? – притворился хитрый Левенвольде.

      – Все-таки… ты имеешь больше прав на нашу герцогиню.

      – Что ты, Альбрехт? – утешил Корфа Левенвольде. – Между нами говоря, я не люблю подогревать вчерашний суп. А тебе этот суп еще внове… Сердиться будет Бирен, а не я!

      В замке остался – одинок – удрученный Бирен. Шут Авессалом, тряся гривой волос, все еще ползал по полу, рыча. Чтобы зло свое сорвать, Бирен стал пинать его ногами:

      – Я убью тебя, польская скотина… Лайдак! Быдло!

      И