Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот. Пьер Незелоф

Знаете, что бы вы сделали, если бы были по-настоящему милым?

      – Не знаю, мадам, но скажите. Я всецело предан вашему высочеству.

      – Успокойтесь, – сказала Мария-Антуанетта, – ничего сложного. Только что я писала письмо матери, но у меня не получалось, и я сказала себе: «Вот еще одно письмо, которое будет плохо написано и которым императрица останется недовольна». Господин аббат, не могли бы вы составить для меня черновик, чтобы избавить ее от огорчения?.. А я бы потом его переписала…

      – То, о чем вы меня просите, мадам, абсолютно невозможно! – воскликнул Вермон. – Нет, я не могу участвовать в подобном подлоге, я бы обманул доверие ее величества ко мне, я…

      Но, видя, как сдвинулись брови Марии-Антуанетты, замолчал и перевел дыхание:

      – Все, что я могу сделать, мадам, – это прийти завтра, вы мне покажете это письмо, а я исправлю ошибки в нем. Но не требуйте от меня большего.

      – Большего мне и не надо. Ах, господин аббат, какую услугу вы мне окажете! Я никогда не любила вас так сильно; если б я могла, вы бы немедленно стали кардиналом.

      Господин де Вермон с достоинством распрямился.

      – Да будет известно вашему высочеству, что я не желаю ни кардинальской мантии, ни епископской митры. Мое честолюбие удовлетворено тем, что я верно служу вам.

      – Ваше рвение меня трогает, господин аббат, но я думаю, вы не отказались бы от какого-нибудь бенефиция.

      – Конечно, мадам, но я не требователен… Мне хватило бы маленького аббатства… само собой, не очень далеко от Парижа, чтобы мне было легче за ним присматривать… Да, если его величество в своей безмерной доброте соблаговолил бы позаботиться обо мне, думаю, я бы поддался искушению, но дело терпит.

      – Изложите все сказанное на бумаге, – велела Мария-Антуанетта. – Я поговорю об этом с дофином. Прощайте, господин аббат. И не забудьте завтра про мое письмо!

      Глава XIII. Дружба и сплетни

      Мария-Антуанетта была готова отправиться на бал, который госпожа де Ноай давала по средам в своих апартаментах. Она повторяла перед зеркалом па, которым Гардель из Оперы тщетно пытался обучить дофина, ей же удавалось моментально усвоить их ритм. Ее тело, уравновешиваемое двумя прекрасными белыми руками, казалось, едва касается пола.

      – Раз… два… три… Раз… два… три… В этот раз я сумела.

      Вдруг она заметила в зеркале отражение знакомого лица.

      – Госпожа де Ламбаль! – воскликнула она. – Как я счастлива!

      Она бросилась гостье на шею и пылко поцеловала ее.

      – Вашему высочеству следует быть осторожнее, – заметила госпожа де Талейран-Перигор, шокированная подобными излияниями чувств. – Вы сотрете всю вашу помаду.

      – Наложим заново, – весело парировала дофина. – Повернувшись к своим дамам, она добавила: – Сударыни, я была бы вам признательна, если бы вы оставили меня на минуту наедине с принцессой.

      Дамы удалились, и Мария-Антуанетта увлекла госпожу де Ламбаль к оттоманке.

      – Как вы красивы сегодня! – сказала она. – В этом голубом платье