Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот. Пьер Незелоф

тебе повезло! – сказала она собачке, поскуливающей от удовольствия, греясь возле камина.

      Какой кошмар это письмо! Она неделями откладывала это дело. Отвращение, испытываемое ею к пюпитру, вселяло отчаяние в душу господина де Мерси и тревожило посольство.

      – Ну, смелее! – сказала она себе.

      «…Я чувствую себя хорошо, дорогая матушка; дофин тоже в добром здравии. Все было бы благополучно, если бы после отправки моего последнего письма не произошли важные события…»

      Перо зацепилось за бумагу, порвало ее, плюнуло кляксой и, как будто в нем что-то сломалось, отказалось двигаться дальше.

      Мария-Антуанетта потянулась и зевнула. Ей казалось, что слова ведут себя по отношению к ней так же, как мятежные подданные, которые, вместо того чтобы ответить на ее зов, разбегаются с недовольными минами.

      «… Господин де Мерси, – продолжала она, – должен был рассказать вам о немилости, которая…»

      – Мадам, – сказала бесшумно вошедшая госпожа де Мизери, – здесь господин де Вермон. Время вашего чтения…

      Мария-Антуанетта соскочила со стула.

      – Вот мой спаситель, – воскликнула она. – Живее, приведите ко мне этого славного аббата.

      Она быстро схватила лист бумаги, скомкала и со вздохом облегчения швырнула в огонь.

      Вошел священник с книгой под мышкой. Маленькая рыжая собачка с черной курносой мордой бросилась к визитеру и, лая, принялась прыгать вокруг него.

      – Тихо, Мопс! – прикрикнула на него Мария-Антуанетта. – Извините его, господин аббат, он, как и я, очень рад вас видеть… Как раз когда вы вошли, я писала матери.

      – Нет более добродетельного занятия, мадам, – ответил аббат. – Вне всяких сомнений, обращаясь к ее величеству, ваше высочество находит самые прекрасные слова выражения своей дочерней любви… Я помешал вам, а посему удалюсь и оставлю вас продолжать на бумаге беседу…

      – Не делайте этого, господин аббат! – испуганно воскликнула дофина. – Я вернусь к этому письму завтра. Останьтесь. У меня остались только вы и господин де Мерси, да и тот теперь навещает меня тайно.

      Лицо господина де Вермона выразило сожаление.

      – Ах, мадам, изгнание господина де Шуазёля стало для всех нас тяжелым ударом.

      – А ведь я предупреждала дофина относительно тех, кто хотел его погибели, но он ничего не предпринял для его защиты.

      – Теперь герцог в Шантелу, а его, они же и наши, враги торжествуют, – вздохнул аббат. – Казалось, его величество дорожит министром, которому он стольким обязан. Рассказывают, будто он только смеялся, когда госпожа Дюбарри подбрасывала в воздух два апельсина, приговаривая: «Падай, Шуазёль! Падай, Прален![13]» Но враги герцога оказались слишком могущественными. Фаворитка не могла забыть, что он сделал все, чтобы она не была представлена ко двору.

      – Этот поступок недостоин Людовика XV! – с жаром воскликнула Мария-Антуанетта.

      – Тем не менее победа госпожи Дюбарри полная, – продолжал аббат, будто бы и не услышавший ее непочтительного возгласа, –

13

Сезар-Габриэль герцог де Шуазёль-Прален (1712–1785) – морской министр. Кузен министра иностранных дел герцога Этьена-Франсуа де Шуазёля, как и он, был в 1770 г. отправлен в отставку, став жертвой интриг графини Дюбарри и ее клики.