Роскошная и трагическая жизнь Марии-Антуанетты. Из королевских покоев на эшафот. Пьер Незелоф

[9] для меня сделал. Чудо, не правда ли? Ни у одной женщины в Версале не будет ничего подобного.

      – Вы уже и так превосходите их во всем, – лукаво заметил король, – кроме как в целомудрии.

      – Эй, сердечко мое, а что бы вы стали делать с добродетельной женщиной?

      – Хороший ответ, милая моя! – сказал Людовик XV, мимолетно целуя мушку на щеке любовницы.

      – Будьте благоразумны, мой маленький Луи, и послушайте меня. Видите, гирлянда из цветов идет вокруг панелей, а вот на этих будут нарисованы атрибуты Амура; наконец, на корзине с розами будут любовно целоваться клювами два голубка. Что вы скажете о моей идее? Не правда ли, галантно?

      Людовик XV кашлянул.

      – Несомненно. А вы не боитесь, мой ангел, что вид этих сладострастных птиц вызовет смех моего доброго народа? Я голубок без малого шестидесяти лет и летаю плоховато, да и воркую уже не так, как прежде…

      – О, сир!..

      – В то время как вы, моя белая голубка, вы – выдающаяся мастерица в ворковании. Кажется даже, если верить злым языкам, вы воркуете за пределами королевской голубятни.

      – Что вы хотите сказать, Луи? – переспросила смутившаяся женщина.

      Король улыбнулся и, покопавшись в кармане, извлек из него мятый листок бумаги:

      – Вот что я нашел сегодня утром на моем столе. Нет, лучше я сам вам прочту. Слушайте:

      Что настораживает и волнует,

      Юбка, третья по счету,

      Влюбилась в иголку.

      У нее немало иголок,

      Но – увы! – кому понравится

      Видеть Францию севшей на иглу![10]

      – О, Луи! – воскликнула молодая женщина. – Это глупая клевета. Чтобы я тебя обманывала? Какая подлость! Ты единственный владыка моего сердца. Герцог д’Эгийон для меня только друг, надеюсь, ты в этом не сомневаешься… Необходимо разыскать мерзавца, посмевшего написать эту гнусность…

      – …и отправить в Бастилию? – договорил Людовик XV, разражаясь смехом. – Успокойтесь, моя красавица, эта бумага не имеет для меня значения. Вот, возьмите ее и собственноручно бросьте в огонь. А теперь, пожалуйста, вернемся к колеснице нашей любви…

      В этот момент дверь с шумом распахнулась и в комнату, подпрыгивая, вбежал маленький человечек – негритенок в шапке с помпоном и с белым воротничком на шее.

      – В чем дело, Замор? – спросила графиня.

      – Мадам, внизу спрашивают его величество.

      – Ты знаешь кто? – осведомился Людовик XV. – Один из моих министров или господин де Ришелье?

      – Нет, сир, это госпожа де Ноай.

      – Что от меня понадобилось этой старой ведьме? Передай ей, что я не могу ее принять.

      – Сир, – продолжал Замор, не выговаривая «р», – она утверждает, что это срочно, что ваше величество должны принять ее немедленно.

      Людовик XV нетерпеливо махнул рукой.

      – Когда же они оставят меня в покое?.. Ладно, малыш, скажи ей, что я спускаюсь.

      Король повернулся к фаворитке:

      – Вы позволите? Одну секунду. Я только отошлю эту мегеру и вернусь…

10

В памфлете обыгрывается созвучие слова «иголка» и фамилии герцога д’Эгийона, которого считали одним из любовников госпожи Дюбарри.