Вычисляя звезды. Мэри Коваль

мне весьма пригодилось при общении с некоторыми инженерами, да иногда и с другими мужчинами, например, как вот сейчас, пришлось несказанно кстати при разговоре с собственным мужем. – В любом случае миссия прошла успешно, и я на него не зла. Или, по крайней мере, не настолько, чтобы желать ему смерти.

      – Хм. – Натаниэль пересек комнату и, наклонившись, поцеловал меня. В его дыхании я явственно уловила запах хорошего скотча. – Лишь только не зла?

      Протянув руку, я расстегнула верхнюю пуговицу его воротника.

      – Полагаю… – за первой последовала следующая пуговица, обнажив ключицу и верхнюю часть майки, – …это зависит от того, что именно человек вкладывает в понятие слова «зло».

      Натаниэль провел пальцем по вырезу моей ночной рубашки.

      – Я рад был бы услышать твое тому определение.

      – Ну… – Я добралась до последней пуговицы и вытащила его рубашку из брюк. – Например. Допустим, во время своих общений с высшим руководством страны кто-то узнает что-то такое, что, как истинный муж, должен был бы сообщить своей благоверной, но промолчал. Считать ли это злом?

      Рука Натаниэля замерла на бретельке моей ночной рубашки.

      – Интересный пример. – Он расстегнул ремень и поцеловал мое обнаженное плечо. – А нельзя ли подробностей?

      Я с удовольствием вдохнула мускусный запах его лосьона после бритья и сладковатый привкус дорогущей сигары.

      – Я говорю о том, что принято решение о расширении корпуса астронавтов.

      Уткнувшись лицом в его волосы, я на ощупь отыскала его ремень.

      – Предположим, что сообщать о том было бы преждевременно. Предположим, что принятие окончательного решения об увеличении числа астронавтов напрямую зависело от успеха миссии Паркера. Следовало ли, по-твоему, подавать кому-либо преждевременные надежды? И является ли, по-твоему, сокрытие такой информации от близкого человека злом?

      – М-м… Надежды мои обретают все более осязаемую форму. – Я расстегнула молнию на его брюках, и руки Натаниэля сжали мои предплечья. – Особенно надежды того, кто был, скажем, во время Второй мировой пилотом? Того, у кого за душой приличное время налетов и кто полностью соответствует всем требованиям по росту и весу?

      – О да. – Он прочистил горло, и его горячее дыхание коснулось моей шеи. – Надежды такого вряд ли канут в Лету.

      – Твоя забота о моем душевном спокойствии мною понята и даже почти принята. Но… – Я откинулась на кровать. Закинув руки за голову, стянула с себя ночную рубашку. Мои обнаженные груди принялся ласкать ночной прохладный воздух. А также и взгляд моего мужа. – Ты защищаешь меня будто ребенка. А я, по-твоему, ребенок?

      – Боже мой. Нет. Конечно же, нет.

      Он стянул с себя сорочку и снял нижнюю рубашку, и изгиб его подтянутого живота очертила своим сдержанным светом прикроватная лампа.

      Я отбросила ночную рубашку в сторону. Его пристальный взгляд оказался прикован ко мне, а рот – приоткрыт.

      – Итак, спрошу я тебя, почему ты не удосужился поговорить со мной как со взрослым человеком?

      И