Стать верным, или Опрокинутый ад. иерей Алексий Тимаков

определяет русская поговорка: любовь зла, полюбишь и козла.

      Бармен: Вы хотите сказать, что козла нельзя любить?

      Старик: Наоборот. Просто можно полюбить козла, а полагать, что это – Иван-царевич или Василиса Прекрасная. Как раз любить человека со всеми его недостатками, зная, что есть нечто куда более важное и значимое в нём, – это нормально. А если любишь человека, не замечая их, и дорисовываешь то, чего нет, – это кумиротворчество, культ личности. В русском языке есть очень чёткое слово, характеризующее это состояние: обожаю, то есть обоживаю…

      Бармен: Понятно. Вы хотите сказать, что такое ослепление не может не обернуться трагедией?

      Старик: Именно так. И так всё: любовь без творчества – рутина.

      Бармен: Это как же в жизни без рутины-то?

      Старик: Возможно, ты путаешь рутину с обыденностью.

      Бармен: А в чём разница?

      Старик: А ты сам вслушайся: обыденность буквально – «об един день», то есть это забота о дне сегодняшнем с чёткой памятью о тех, кто в этой заботе нуждается, и всё, что делаешь, – моешь ли посуду, ходишь ли в магазин, чистишь ли толчок, – всё это ты делаешь ради своих близких.

      Бармен: Ну да, в этом есть повод для радости…

      Старик: А когда рутина, это – тоска. Истину невозможно искать без творчества и так далее…

      Бармен: То есть Вы хотите сказать, выдерни из этой триады хоть одну составляющую, и всё превращается в какую-то абракадабру: всё переворачивается с ног на голову?

      Старик: Есть нечто, что всё это объединяет. Пастернак изрёк блестящую формулу: «Цель творчества – самоотдача», – а цель любви?

      Бармен: Самоотдача…

      Старик: А поиска истины?

      Бармен: Ну да, она же…

      Старик: Хорошо бы понимать, что самоотдача – всегда служение, а не работа. И при всём при том явления, связанные с самоотдачей, мы определяем как различные и не путаем одно с другим. Мы не спутаем любовь с творчеством, а поиск истины с любовью. Зато духовный подъём, сопровождающий переживание этих состояний, во многом сходен. И, что немаловажно, тут мы можем очень чётко проложить границу между самоотдачей и саморастратой.

      Бармен: Мы опять вернулись к самопожертвованию?

      Старик: Только теперь мы это, по-моему, неплохо обосновали. Но есть ещё одна интересная петрушка…

      Бармен: Какая?

      Старик: Слушай, вот ты – живой человек, ты обладаешь личностным бытием. Скажи, может ли быть что-то больше, нежели личностное бытие?

      Бармен: Не понял…

      Старик: У камня бытие есть? Он существует?

      Бармен: Существует.

      Старик: Но существует ли он как личность?

      Бармен: Нет.

      Старик: А мартышка?

      Бармен: Вряд ли…

      Старик: А ты?

      Бармен: Понятно… а в чём суть личностного бытия?

      Старик: Наверное, в самосознании. Или даже – в потенциальной возможности самосознания, например, в человеческом зародыше. Так вот, по-моему, бытие человека, моё бытие, как самосознающего