Беспутная жизнь Гавриила Карпова. Валентина Горлова

заблудившихся во грехе и норковых шубах. И в свое высшее предназначение я, конечно, тоже верил. Это не стихи существуют для меня, а я –для стихов».

      – Привет, дедушка, – радостно закричал я из коридора. Дед и не думал мне отвечать.

      Когда я вошел в его спальню, он сидел на кровати, надувшись, в аляповатом байковом халате, который он обожал и говорил, что эта расцветка «модерн чистой воды».

      – Я не буду есть галушки, они похожи на чьи– то мертвые уши, – Парфений насупился и выставил вперед массивную челюсть, опустив уголки рта книзу.

      – Парфуша, ну ты чего, хватит капризничать, – вокруг деда пританцовывала моя тетка Олеся, его младшая сестра, с тарелкой супа, пытаясь засунуть ему в рот ложку, полную бледных, маленьких галушек и мутной желтоватой жидкости. – Смотри, а вот и Гаврюшенька пришел, – она улыбнулась мне открытой эмалевой улыбкой. Казалось, что тете приделали коронок значительно больше, чему у нее было зубов – этак штук сорок.

      Ненавижу, кода меня называют Гаврюшей. Этим грешат мать и тетка. Чувствую себя молокососом в такие моменты. Это такой же перебор, как и «Гавриил Эдуардович», дающий моему внутреннему поэту сразу плюс тридцать лет.

      – Привет, тетя Олеся. Опять он есть не хочет? – дед намеренно не замечал меня, будто был маленьким обиженным мальчиком. – Дед, как дела?

      – А то ты сам не знаешь. Кретин, что ли? Какие у старика могут быть дела? Лежу, читаю газеты да новости смотрю. Тут скорее от скуки сдохнешь, чем от сердечной недостаточности, – разворчался дед и стал нервно теребить пояс халата.

      – И вот с утра такие настроения, я прям не знаю, что делать, – тетка поставила тарелку супа на прикроватный столик и положила руку на лоб, словно у нее случился внезапный приступ головной боли. Впрочем, проведите полдня с моим дедулей, и мигрень не покинет вас еще неделю.

      – Давайте чай попьем, а? – тетка не могла угомониться и вертелась по комнате, как волчок. Она всю жизнь была очень шустрая и деятельная, симпатичная, с легким характером. За плечами пять удачных браков и статус обеспеченной вдовы.

      – Мне только с липой и полторы, не две, а ровно полторы, ложки сахара, – дед пошел на уступки. Он очень любил чай. Водочку уже было нельзя, поэтому он перебирал всевозможные чаи, каждый день требуя что-нибудь новенькое и доводя домашних до исступления критикой: слишком горячий чай, а этот – слишком холодный, заварка чересчур крепкая, а тут могли б и побольше заварить, а не ослиную мочу давать.

      – Сейчас, сейчас, – засуетилась тетя Олеся и понеслась резво, словно лань, на кухню.

      – Я расстался с Мариной, – решил поделиться своей душевной болью я.

      Дед помолчал с минуту, будто вслушиваясь в шум и бряцанье блюдец на кухне, а потом важно изрек:

      – У тебя еще куча Марин будет, если ты перестанешь валять дурака и начнешь писать нормальные стихи.

      Мне стало как– то обидно за свое творчество:

      – В смысле, нормальные? А я что пишу?