Откровения, которых не хотелось. Марина Тмин

кричит он, размахивая руками, губами и ушами, так стоять нельзя! Вы замерзнете, вы умрете от пневмонии, и никто не станет вас хоронить, никто не будет вас жалеть и вспоминать. Вы пронесетесь галопом сквозь скучные дни, и ящерицы станцуют ча-ча-ча на вашей безымянной могиле. Двигайтесь, граждане, потому что скоро птица мира станет голубой, отпросится у командира, попросит обратиться, и склюет его мундир. Военным осталось недолго. Я сам был военным…

      Голос его раздваивается и растворяется в толпе, подхваченный гущей людей, волос, скрипок и шаркающих ботинок, спешащих в подземный переход в метро, на станцию Мира, где обитает птица мира, фрески, мозаики и изображение корабля, на которое я не люблю смотреть, но всегда смотрю.

      Это неудачная картина, но она, как все уродливое, притягивает к себе внимание, точно магнитом.

      Точно так, как ты меня притягиваешь к себе и говоришь: не слушай его, и не бойся, все будет в порядке.

      Там война, сопротивляюсь я, там, где ты – война. Она не заканчивается и не закончится. Все бесполезно и безнадежно.

      Ты отпустишь мою руку и пойдешь, сперва полетев, перелетев три запретных, задумчивых страны, и пойдешь записываться добровольцем.

      Я буду выть от горести, получив твое письмо, в котором ты мне об этом любезно сообщаешь. Ты же знаешь, как я ненавижу войну, и я была согласна с полицмейстером, который хромал вокруг нас вразвалку и махал своими седыми ушами и губами.

      Поэтому, когда придет срок, я получу другое письмо, и завою от радости, потому что тебя никуда не взяли, ни туда, ни сюда. Ни в батальон, ни в медальон, ни в бульон. Ты останешься просто живым человеком, ходившим записываться в ряды добровольцев. Вероятно, чтобы позлить меня.

      В отместку я напишу тебе длинное-предлинное письмо, полное кроваво-режущих мелочей, деталей и пикантных подробностей о своем новом друге и его большом оружейном бизнесе.

      Читай, скажу я, наклеивая марки, читай, мой милый, и подавись своей воюющей армией и своей армией девушек, чьи следы вечно оказываются призраками, прилетевшими в твоем конверте.

      21

      Я устроилась в школу работать преподавателем физкультуры. Как тебе это?

      У нас будет какое-то развитие, спрашиваешь ты, раскрытие персонажей?

      Будет эротическая сцена, отвечаю я, выпуская дым из носа, глядя на струйки и колечки, не торопи события.

      С возрастом, со временем ты становишься сентиментальным. У тебя две идеи-фикс: поступить в университет и снять вместе со мной дом на побережье.

      Я только потешаюсь над тобой и рассказываю про свою работу. У меня впервые за многие годы есть настоящая работа, чтобы отомстить тебе нудными, безынтересными рассказами.

      В комнате, где мы сидим, пахнет тошнотворным освежителем воздуха. Это, конечно, лучше, чем запах супа, но тоже мерзко. Написано, что это ваниль, но мне кажется – гниль.

      Мы теперь съедаем по батону белого хлеба в день и вполне этим довольны.

      Мы проживем бок о бок почти год, и это будет единственное в нашей истории сближение на длительный срок.

      Что это будет за время, что это