Царства смерти. Кристофер Руоккио

кому позволено пользоваться голосом?

      – Da, – ответил хозяин.

      – А почему именно «отец»? – вмешалась Валка. – «Добропорядочный человек для конклава – как сын для отца». Почему женщин обидели?

      Семнадцатый председатель внимательно рассмотрел ее, прежде чем ответить.

      – Женщин нет, – сказал он, хотя слово, использованное им, samkanka, означало, скорее, «женский пол». – И мужчин нет.

      Это было неправдой: Третий, Шестой и еще несколько председателей были женщинами. Мы видели множество женщин на фермах, и балерины тоже были женщинами.

      – Женщин нет, – повторил Семнадцатый председатель. – Мужчин нет. Только народ. Только человек.

      Я задумался о причинах этого агрессивного отрицания половой принадлежности. Лотрианское слово, обозначающее мужчину, ovuk, определенно имело один корень со словом zuk, «рабочий», и означало также человека в целом, без уточнения пола. Таким образом, их язык был схож с классическим английским, где слово man означало и человека, и мужчину, а у слова woman было только одно значение. Непросто было разобраться в такой мешанине. А как лотрианцы разбирались в своей, я вообще не представлял.

      – Какими бы ни были слова, глаза видят разницу, – сказал я, заразившись энтузиазмом Валки. – Есть вещи, что сильнее слов. Словами действительность не изменишь. Можно лишь немного ее размазать.

      – И даже этому есть предел, – добавила Валка, определенно столь же сбитая с толку лотрианским мышлением, как и я.

      Семнадцатый председатель долго наблюдал за нами, забыв о недоеденном ужине. Он поднес к губам чашку с водой – нам не подали ни вина, ни того бесцветного напитка, что мы пили в театре, – и сделал глоток. По-прежнему не отвечая, он встал и подошел к вращающемуся в магнитном поле глобусу Падмурака. Взялся за заграждение, которое окружало глобус, и почесал за ухом.

      «Не почесал», – сообразил я мигом спустя и повернулся на стуле.

      В этом ухе был наушник.

      Семнадцатый председатель снял автопереводчик и, отключив, положил на подставку у глобуса.

      – Возможно, это временно, лорд Марло. Миледи, – сказал он на идеальном галстани. – Но со временем все изменится.

      – Вы знаете стандартный? – удивилась Валка, не то улыбнувшись, не то нахмурившись.

      – Стандартный! – фыркнул председатель. – Это тоже временно. Да, мы все знаем ваш язык. Я учился в вашей Империи. На Тевкре. Как и многие другие.

      Меня почти не смутила столь резкая перемена в поведении. Лорды-палатины тоже нередко отключали системы безопасности, чтобы поговорить без посторонних. Моя мать сделала это давным-давно, когда мы планировали мой побег в ее летнем дворце. Я сам неоднократно поступал так на «Тамерлане» и поэтому не слишком удивился. Многие имперские лорды прятали агностицизм за притворной набожностью, так почему лотрианцам точно так же не прикрываться за твердолобым следованием своему «писанию»?

      – Значит, все это – умело разыгранный спектакль, – сказал я. – «Лотриада» и все ваши разговорные