Последняя сказительница. Донна Барба Игера

отвечает тоненьким голоском:

      – Я Зетта-четыре, эксперт по нанотехнологиям и хирургии. Я служу Коллективу.

      Она даже не морщится, когда мужчина смотрит ей в глаза и близко подносит свой прозрачный нос к её лицу.

      Зетта-четыре с Хавьером, наверное, одногодки. Она сидит неподвижно, а мужчина сгибает её кисти вверх и вниз.

      – У неё такие маленькие пальчики, просто идеальные.

      Брик поворачивается ко мне и берёт за ручку корпоскоп. Он подключает его, как всегда делал педиатр, и прибор сверкает розовым светом.

      Брик наклоняется, начиная осмотр с ног, потом ведёт прибором по коже вверх, время от времени отстраняясь на длину вытянутой руки и глядя на экран. Когда он проводит им выше пупка, мне хочется стукнуть его по руке, но я понимаю, что надо закрыть рот на замок и играть свою роль.

      Брик подносит конец прибора к губам, нажимает на кнопку и говорит в него так же, как в микрофон.

      – Пульс в пределах нормы.

      Он ведёт руку снизу вверх.

      О Господи! Глаза…

      Рука пока низко, и я не вижу прибора, но чувствую, как он ползёт по шее, подбородку, около губ…

      Дойдя до переносицы, корпоскоп гудит и мигает ярко-розовым. Всё кончено. Брик наклоняется, вглядывается. Он так близко, и свет в комнате такой яркий, что даже я вижу крохотные кровеносные сосуды, паутиной покрывающие бледную радужную оболочку.

      – Канцлер? Мне кажется, вам будет интересно, – сообщает он.

      Я застываю на месте, не в силах шевельнуться. У меня перехватывает дыхание. Кажется, я понимаю, что такое шок.

      Канцлер смотрит на экран.

      – Гм, изъян.

      Она нажимает на кнопку.

      «Глазная болезнь. Диагноз: retinitis pigmentosa», – суровым тоном сообщает корпоскоп.

      – Её глаза ничем не отличаются от остальных, – говорит Брик.

      Канцлер вздыхает:

      – Многие физические недостатки не видны невооружённым глазом.

      Я стискиваю зубы. Родители, конечно, пытались меня защитить, но я же не инвалид.

      Брик снова сканирует мои глаза и качает головой.

      Просто не верится, что я преодолела столько трудностей и пережила много веков, чтобы вот так закончить путь. Но мы знали правила, и всё-таки принесли в новый мир болезнь. Родители поклялись, что я здорова, и подписали подложную медицинскую справку. Дежурные избавились от Бена за менее тяжкие грехи. Я размеренно дышу и сажусь на трясущиеся руки.

      Но с головой у меня всё в порядке. Если от меня решат избавиться, перед уходом я выскажу им своё мнение. Я тут же разжимаю зубы и открываю рот, чтобы сказать всё, что думаю…

      Канцлер поворачивается к Брику.

      – Не имеет значения. Её глаза нас не интересуют. Нам нужен мозг.

      Я поворачиваюсь к ней.

      – И всё же в физическом плане они своеобразны, – с сарказмом говорит Брик.

      Кто бы говорил!

      – Коллектив приложил огромные усилия, чтобы исключить подобное. Так ведь, Брик?

      Брик съёживается.

      – Да, Канцлер.

      – Поэтому у нас полное единодушие, –