Последняя сказительница. Донна Барба Игера

хочет, чтобы мы были живы-здоровы.

      Он достаёт спрей от загара и обрабатывает каждый обнажённый участок, будто мама стоит рядом.

      Благодаря постоянным усилиям мамы оградить меня от всех опасностей, я чувствую, словно меня поместили в наглухо запаянный целлофановый пакет. А когда я с папой, у пакета будто надрывают уголок.

      Берём по молотку и ведёрку. Папа ведёт меня к тенистому ущелью. Он подходит к крутому склону и наклоняет голову в одну сторону, потом в другую.

      – Кажется, здесь.

      Он смотрит на меня, и я пожимаю плечами.

      – Мм, геология.

      Он подмигивает.

      – Когда-нибудь ты даже не будешь смотреть на неё, как на науку.

      Он поднимает молоток.

      – Может, даже… полюбишь.

      Я кусаю губы и отворачиваюсь, чтобы скрыть усмешку. Не пройдя и полкилометра от входа в парк, я сажусь на землю рядом с отцом и вытаскиваю бутылку с водой, глотая, будто ходила по горам целый день. Папа постукивает молоточком, исследуя площадку десять на десять сантиметров. Потом останавливается и смахивает пыль пальцем, выдалбливая камень по периметру, пока он не выходит свободно. Он стирает грязь с поверхности камня и, усмехаясь, осматривает его, как драгоценную реликвию.

      Я ставлю бутылку с водой и смахиваю рукой в перчатке многолетний шлам.

      – А про этот что скажешь?

      Я поднимаю белый камень.

      Даже сквозь грязь его поверхность необычно сверкает.

      – Кварц, – говорит он. – Но не отвлекайся. Мы пришли за яшмой.

      Он достает из кармана с десяток круглых бусин и выкладывает на земле рядком. И поднимает тёмно-красный камень, который только что выкопал.

      – Когда этот отполируют, он хорошо впишется к остальным.

      Я рассматриваю смесь бусин.

      – Они все разные.

      – У каждого куска яшмы свой дух. Камень сам откроет, кто он.

      – Но он не похож на другие.

      Он достаёт его снова и поднимает к свету. Алый камень прорезает жёлтая жилка. Красный оттенком похож на камень, который он положил в ведёрко.

      – Они и не должны быть одинаковыми, камни ведь дополняют друг друга. Различия только красят общую картину.

      Грохот шин по немощёной дороге эхом отдаётся в ущелье. Мы оба одновременно оборачиваемся на шум и видим, как по выложенной гравием дороге несётся грузовик.

      – Я думала, знак указывает, что проезда нет.

      – Так и есть, – щурится папа. – Не так уж многие сюда приходят. Очевидно, собиратели сами устанавливают правила.

      Из обеих дверей грузовика выходят мужчины в жёстком новом камуфляже и брюках в тон.

      Папа кивает в их сторону, но они слишком заняты, смеются над чем-то, чего нам не слышно.

      Они открывают дверцы у заднего сиденья и достают большие девятнадцатилитровые вёдра. Папа качает головой и, наклонившись ко мне, говорит одним уголком рта:

      – Великие охотники за камнями.

      Я хихикаю.

      Мужчина повыше в старомодной бейсболке идёт прямо к ближайшему склону. Он не вертит головой, подыскивая местечко, где копать. Вместо этого он проводит сканером по поверхности холма, пока не раздаётся сигнал.

      – Нашёл!

      Он