Дорогая, а как целуются бабочки?. Владислав Филатов

выкрашенные сурьмой брови. Но она не сказала ни слова.

      Четыре копейки, презерватив тогда стоил четыре копейки, и мне насыпали гору, вот такую вот гору бумажных пакетиков. И я их рассовываю по карманам, пихаю в один, в другой, а за мной уже очередь.

***

      – Товарищи провожающие – просьба покинуть вагоны, – прогундосила проводница, Анька заревела в голос.

      «Ну что ты, что! Я же только на месяц. А потом буду приезжать. Ну, хочешь, каждые выходные? А че: вечером в пятницу сяду, утром в субботу – здесь…»

      Еле отцепил от себя. И меня, конечно, эта ее истерика проняла. Жалость мешалась с чувством глубочайшего удовлетворения: видно, и впрямь я, молодец, коли так по мне убиваются.

      Мысль о том, что Аня, вкусив плотской любви, может найти замену отбывшему в столицу кадету, не приходила в разгоряченную успехом голову. Не смотря на истории со столичным тезкой. Занимало другое: как я буду месяц без секса? Уснул под утро.

      – Сдаем постели! – разбудил все тот же противный голос. Высунулся в окно: Казанский, а на перроне – Геша и улыбка до ушей.

      Черт! Как же я по этому дурику соскучился!

***

      «Хоть мальчик ты, но, сердцем сознавая, Родство с великой воинской семьей, Гордися ей принадлежать душой. Ты не один – орлиная вы стая». Это Романов. Константин Константинович Романов. Великий князь, дядя императора Николая II, опекавший кадет, и поэт. И это и о нас тоже.

      Товарищей, вот которые на всю жизнь, я приобрел именно там, в суворовском. Во время наших стрельб, забегов, дежурств, земляничной пастьбы…

      Нас разметало. Вовка Санников – в Москве, преподает в военной академии, Сашка Кузьмин – во Франции, держит ресторанчик, Владик Маевский в Питере – дорос до больших воинских чинов, Леша Чен – в Самаре, хирург…

      Не все мы, как грезили когда-то в походных своих палатках, стали военными. Но не пропали. Вписались и в это, напрочь лишенное сентиментальности и романтизма время, но копни – все те же мальчишки. Кадеты. И случись у меня что – и примчатся, и пособят. И я последнее отдам, если кому – то из них вдруг понадобится…

      «Все, – орет Геша – жить будешь у меня. Имей в виду – 12 человек на место, но не дрейфь, я тебя подготовлю».

      Они жили в самом центре Москвы. В одном из знаменитых московских двориков.

      – Маман уехала в лагеря пионерию кормить, но и ты о еде не беспокойся, – сказал Геша и картинно откинул подзорник железной с панцырной сеткой кровати. Под кроватью стоял таз. Большой такой, из алюминия, таз, полный куриных яиц. И мы не беспокоились. О еде мы не беспокоились, тем более, что приехал я с деньгами, которыми абитуриента ссудил и довольно щедро отец.

      «Солидно! – одобрил Геша, похлопав по портмоне, которое я ему продемонстрировал после того, как он продемонстрировал куриные яйца. – Ну что? Приступим к подготовке?» И мы приступили.

      Проснулись часов эдак в десять утра и, умяв глазунью размером с футбольное поле, отправились на улицу Тверскую в дорогой сердцу Куприна кафешник, чтобы отметить приезд.

      «