Дорогая, а как целуются бабочки?. Владислав Филатов

французы из Индокитая ушли. И я, конечно, злился. И на Родкевича, и на книжку, которой он меня снабдил, а заодно и на французов. Злился, не подозревая, что начинается мой новый роман. Роман с французским.

      – Мадемуазель, жду вас в следующую субботу на балу, – обращался к Ане на куртуазнейшем из языков, и Аня розовела от удовольствия.

***

      Во всех школах города давно уже были вечера. А в суворовском – все еще балы Всамделишные балы с мазурками, полонезами, котильонами, вальсами. Танец – входил в учебную программу. Уроки вела профессиональная балерина. Мы ее звали Спичка. За худобу. Или Табакерка – она без конца курила.

      На уроках мы танцевали друг с другом или со стульями, а на балы приглашали подружек. Иногородние суворовцы – девчонок соседних школ, я исключительно Аню.

      Танцевали в огромном актовом зале. Мы все в парадных мундирах и белых перчатках, а на стене – список обязательных танцев. Вот этих самых мазурок, полонезов, котильонов, вальсов…Но Оттепель уже сделала свое дело – стиляг уже не травят дустом, и даже в Суворовском уже танцуют твист. Разумеется, советский, и только после заверстанных в учебную программу мазурок. И вот тут задача наша заключалась в том, чтобы вывести из строя духовой оркестр: твист мы танцевали под виниловые пластинки.

      Оркестр размещался в углу актового зала, а выводили мы его из строя по одной и той же отработанной схеме. Уловив в процессе котильона или мазурки сигнальную фразу: « Ляля танцует твист», я раскланивался с партнершей и мчался в расположение роты за секретным оружием. Лимон. Это был обыкновенный лимон. Я приносил его из дома, когда ходил в увольнительную. Я обязательно приносил из дома сгущенку – главное по тем временам у суворовцев лакомство и лимон. Со сгущенкой мы расправлялись в первый же вечер, а лимон я держал до ближайших танцев. Доставал из тумбочки, подходил к оркестру, садился так, чтобы музыканты меня отчетливо видели, резал лимон и ел. Три минуты, и духовая группа забивала инструменты слюной.

      Кстати, о сигнале. Это была фраза из цирковой миниатюры. У нас же цирк был в городском парке. Шапито. И нас туда регулярно водили.

      – Ляля танцует твист! – объявляет конферансье, и обезьянки – одна в узких брючках и пестрой рубахе, другая – в пышной юбочке начинают изображать из себя стиляг на танцплощадке. А мы, собравшись на заднем дворе учебного корпуса, изображаем потом обезьян.

      – Ляля танцует твист, – провозглашал Штык, Резя начинал отбивать ритм, и мы «тушили сигареты» тупоносыми суворовскими ботинками, воодушевляя ударника:

      – Жги, Резя! Жги!

      Резя, Толька Резников. Он соскочил с этого нашего суворовского корабля первым. Не потому, что хотел. Так получилось. Стойку делал на брусьях, сорвался и расколол локтевой сустав. Комиссовали Толика, как в армии говорят, вчистую. Впрочем, уже через год из нашей кампании в суворовском никого не осталось, и вот тут бы я хотел передать привет «дорогому» Никите Сергеевичу.

      Хрущеву поют асану за XX съезд, но стоит огласить