Записки несостоявшегося гения. Виталий Авраамович Бронштейн

не желавшему излишне

      напрягать себя, в конце концов, за полученные радости жизни пришлось не платить, а

      расплачиваться. Так тоже бывает.

      ***

      70

      С 1972 года наши пути расходятся. Сергей остается в институте, а я уезжаю работать в

      пригородную сельскую школу. Мы с ним изредка встречались в городе, кажется, были

      интересны друг другу. От кого-то я узнал, что у него были неприятности в институте. С

      несколькими такими же шалопаями он, тогда уже без пяти минут выпускник, заходил к

      абитуриентам и произносил пламенную речь в защиту голодающих детей Африки, завершая ее предложением «скинуться материально на хлебушек черным страдальцам».

      Наивная, как и сам он в свое время, абитура, стремясь показать свою душевную щедрость, охотно раскошеливалась. Кажется, Сергея заложил кто-то из тех, кто таскался с ним по

      общежитию в поисках дармовой выпивки. История тогда нашумела.

      ***

      Несколько слов о его семье. Отец, Петр Иванович Пасечный, ветеран-фронтовик, прошел

      всю Отечественную, получил после войны высшее художественное образование в

      Ленинграде. С ним была связана история, вызвавшая когда-то серьезный резонанс в

      художественных кругах. Молодой фронтовик отличался уверенной манерой живописи, был талантлив и дерзок в своих поисках. Накануне окончания академии его работа

      (название не помню, что-то связанное с татаро-монгольским игом), победив в

      региональном ленинградском конкурсе, была отправлена на всесоюзный, который

      проходил, кажется, на ВДНХ. Ей прочили ошеломительный успех. К сожалению, она

      действительно всех ошеломила, правда, в другом плане. Разумеется, я ее не видел, да и

      вообще после конкурса ее уже никто никогда не мог увидеть, но, по рассказам Сережи, это было огромное полотно, рисующее страшную действительность татаро-монгольского

      нашествия на древнюю Русь.

      В картине доминировали темно-багровые тона. Через все полотно на фоне тусклых

      отблесков багряных пожарищ шествовала бесконечная колонна понуро сидящих на

      небольших степных лошадках монгольских всадников. Грозовую тревожную атмосферу

      произведения подчеркивали тщательно выписанные фигуры двух отдыхавших невдалеке

      от дороги людей. Сидящий у ствола чахлого деревца старик с бандурой, невидяще

      уставившийся ослепительно белыми глазами в затянутое тяжелыми свинцовыми облаками

      небо, и привалившийся к его плечу мальчишка-поводырь с поникшей головой. Рука

      старца тормошит юношу, им пора в путь, вот-вот пойдет дождь, но слепому неведомо то, что с ужасом сразу замечает зритель: глубоко вонзившуюся в грудь подростка стрелу с

      хищным опереньем…

      Ночь, смерть, витающая поблизости, и глубинное одиночество бедного старика, не

      знающего о своем горе. А всадники все идут и идут мимо, не оборачиваясь на несчастных.

      Судя по предварительному обсуждению членов жюри, произведение